Леди маскарада
Шрифт:
Она молчала, и ему казалось, что это длится целую вечность.
– Он похож на шампанское, – наконец медленно, как бы размышляя вслух, проговорила Элинор.
– Вот как? – с неприятным смешком вскричал Себастьян. – Да ведь это замечательно, не правда ли?
Элинор повернулась к мужу и стала покрывать поцелуями его обнаженную грудь.
– Шампанское… – задумчиво проговорила Элинор. – Сначала оно кажется тебе довольно приятным на вкус, но его легкость обманчива. Этот напиток так ударяет тебе в голову, и к нему можно пристраститься.
– О,
– А ты, – как ни в чем не бывало спокойно продолжала она, – вода.
– Что? – с отвращением проговорил Себастьян. – Так, значит, ты считаешь, я – обычная вода?
– Без которой – увы! – нельзя жить, – поправила Элинор. – Без шампанского можно обойтись. А без воды – никак.
Она поднялась раньше, чем он успел ее задержать.
– Наконец-то я узнал, чем ты меня считаешь, – с обидой в голосе повторил Себастьян, с подозрением следя за каждым движением Элинор.
Она оглянулась и посмотрела на него, и от ее задумчивого взгляда у него перехватило дыхание.
– Хотя, если задуматься, – без особого энтузиазма сказал Себастьян, – то вода, смешанная с хорошим шотландским виски, – это еще куда ни шло. Хотя, признаться, это не совсем то, что мне хотелось бы услышать.
Элинор покачала головой:
– Почему у меня такое чувство, что ты непременно собираешься получить то, чего хочешь?
Себастьян улыбнулся, а затем поднялся с пола.
– А мне кажется, что не за горами тот день, когда ты не сможешь отделить свои желания от моих.
– Посмотрим, – сказала Элинор и загадочно улыбнулась, направляясь в гардеробную.
Глава 11
Элинор сидела в ложе оперного театра рядом с Себастьяном и размышляла о своем супруге. Он нарочно поставил себе целью путать все ее планы? Он расчетливый интриган, умело расставляющий ловушки? Или это получается у него само собой? Вместо того чтобы внимать прекрасной музыке, Элинор пыталась разгадать, что на уме у мужа. В своем сиреневом платье из тафты рядом с супругом, облаченным в великолепный фрак, она чувствовала себя дурнушкой.
Элинор немного робела, исподволь разглядывая Себастьяна. Конечно, нет никаких сомнений: ее изысканно одетый супруг – самый красивый мужчина в Лондоне. И к тому же абсолютная загадка для самой Элинор.
Как только они подъехали к оперному театру и вышли из экипажа, к Себастьяну тут же подошли несколько старых знакомых, приветствуя его возвращение в свет. Один не слишком хорошо воспитанный джентльмен весьма недвусмысленно спросил Себастьяна, не означает ли его возвращение, что в скором будущем в их семье можно ожидать наследника. Элинор сделала вид, что ничего не слышала, и только выше подняла голову.
Бестактный вопрос о наследниках повис в воздухе.
Элинор повернулась, чтобы направиться к лестнице, и в этот момент услышала, что ответил ее муж неприятному господину:
– Вы абсолютно правы.
– Хорошо, что я узнала о твоих намерениях, – шепотом сказала Элинор, когда Себастьян догнал ее на лестнице. – Может быть, не стоит объявлять о своих намерениях плодиться и размножаться всем и каждому? Тебе не кажется, что это сугубо интимное дело?
Себастьян пожал плечами, насмешливо глядя на жену:
– А что еще я мог сказать?
– Можно было просто мило улыбнуться и промолчать, истинный джентльмен так бы и поступил.
И после этого Себастьян не проронил ни слова вплоть до того момента, как закончилась увертюра и завершилась первая ария, после чего он бережно взял Элинор за руку и прошептал чуть слышно:
– Ты права, милая. Сначала я должен был обсудить свои намерения с тобой.
– Вижу, что ты и в самом деле не любишь слушать оперу.
В его глазах забегали озорные огоньки.
– Мне больше по душе любовные игры.
Элинор бросила на него гневный взгляд. Себастьян ответил ей широкой улыбкой.
– Полно тебе. Не надо обижаться на того господина в фойе. Или на меня. Я вырос в большой и дружной семье. И нет ничего плохого, что надеюсь и сам завести большую семью. Разве мы уже это не обсуждали? Мы с тобой женаты много лет.
– Рада, что ты наконец это заметил, – вспыхнув, сказала Элинор, не глядя на мужа. Она убрала руку Себастьяна, раскрыла веер и принялась им обмахиваться.
– С тех пор как я вернулся домой, я не замечаю ничего вокруг, кроме тебя.
Она молча отвернулась.
Очевидно, Себастьян даже не подозревает, что она до сих пор оплакивает ребенка, которого потеряла. Помнит ли он вообще об этом? Элинор думала о том, как ей было тогда одиноко, как она сердилась на мужа, потому что его не было рядом, чтобы поддержать ее в трудную минуту, и нечаянно уронила веер на пол. Они нагнулись одновременно, чтобы поднять его, и Элинор почувствовала, как гладко выбритая щека Себастьяна коснулась ее щеки. От этой нечаянной близости и от волнующего запаха его одеколона она почувствовала себя обезоруженной.
Ее смущение усилилось, когда Себастьян осторожно спросил:
– Элинор, разве ты не хочешь завести детей? Помню, когда-то ты очень хотела этого.
– Дай мне, пожалуйста, веер, – вместо того чтобы ответить, попросила она.
– Я видел ту крестильную рубашку в шкафу.
– Ах, – прошептала Элинор, кусая губы. – Значит, ты не забыл?
Себастьян кивнул. Когда он протянул ей веер, она посмотрела на него и грустно улыбнулась. Он увидел у нее в глазах такую боль, что у него сжалось сердце. Себастьян пожалел, что затронул эту болезненную тему. Не надо было упоминать о ребенке. Только теперь, вернувшись домой и увидев, что его жена до сих пор хранит крестильную рубашку ребенка, который никогда не родится, Себастьян понял, что Элинор все еще страдает.