Леди на одну ночь
Шрифт:
Ей так хотелось рассказать ему о своем восторге! О том, как нравится ей смотреть из окна каюты на проплывающие берега. Или кормить чаек с палубы.
Нет, не рассказала, постеснялась.
— Ну, что вы, Александра Сергеевна, стоит ли это благодарности! Я, право же, всего лишь хотел сделать что-то приятное людям, которые так тепло приняли меня здесь, — он протянул ей завернутую в бумагу книгу. — Это пьесы Бернарда Шоу. Надеюсь, вы прочтете их с удовольствием.
Это напомнило ей бал-маскарад у Далмацких, и она покраснела.
— Спасибо, я очень вам признательна, — благодарность получилась какой-то стандартной, фальшивой, но никаких других слов подобрать она не смогла.
— Скоро будет пристань, — сообщил Кузнецов и заскользил взглядом по берегу. — Холмогоры. Там очень красивый Спасо-Преображенский собор. Мы остановимся на несколько часов.
— Да, — торопливо ответила она. — Это было бы хорошо.
Встречать пароход собралась, наверно, добрая половина села. Мужики степенно стояли на пристани — бородатые, в подвязанных кушаками рубахах. Женщины толпились на угоре. А босоногие ребятишки бегали по песку.
Кирилл недовольно буркнул: «Цирк, что ли, им приехал?» и ушел в каюту. А вот Шура интерес местных жителей вполне понимала — даже пароходы бывают здесь редко, чем еще себя развлечь?
Она сошла на берег с Кузнецовым — брат остался на пароходе, и тетушка тоже не пожелала совершить променад. К ним тут же бросились торговцы ягодами и рыбой (огромные стерлядки болтались на длинных палках). Андрей Николаевич засмеялся:
— Да отступитесь! Куда нам?
Они сходили в собор, постояли в молчании под его высокими сводами, поставили свечи.
Гулять по селу под любопытными взглядами Шуре не хотелось, и они направились обратно к пристани.
— А вы знаете, что именно отсюда почти двести лет назад Ломоносов отправился покорять Москву? — спросил Кузнецов.
Шура едва не обиделась. Конечно, знает! Если бы она была мужчиной, то тоже поехала бы в первопрестольную или в столицу.
Андрей Николаевич, кажется, понял.
— Александра Сергеевна, простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но о чем вы мечтаете сейчас? Не именно в эту секунду, а вообще.
Она даже растерялась от того, что он пытался вызвать ее на откровенность. Нет, она не стеснялась своих мечтаний. Но обсуждать их с малознакомым человеком (с мужчиной!) она была не готова. Пусть даже и с человеком, к которому чувствовала странную, необъяснимую симпатию.
Но промолчать было бы невежливо.
— Я хотела бы учиться в университете, — выдохнула она и зажмурилась, боясь увидеть улыбку на его губах или услышать смех.
Но Кузнецов и не думал над ней смеяться.
— Похвальное желание. Хотя реализовать его в провинции, наверно, затруднительно.
Она кивнула:
— Тетушка считает это глупостью. Женщине ни к чему о таком даже думать. Даже мою учебу в гимназии она полагала необязательной. А я хотела бы быть учительницей! Хотя бы вот в такой вот сельской школе!
Они как раз проходили мимо одноэтажной деревянной избы, с крыльца которой россыпью сбегали ребятишки с тряпичными котомками.
На пристани они не сразу смогли пройти к трапу на пароход. Там собралась большая толпа, осаждавшая стоявших у трапа матросов.
— Люди добрые, смилуйтесь! — плакал невысокий худой мужичонка с заплатанной одежонке. — Одну ночь токмо и проехать-то! Я никакой работы не боюсь. Если нать, и палубы помою, и дров с берега натаскаю.
Не сразу, но Шура поняла — мужик направлялся по обету в Сию, в монастырь. А пароход был той самой оказией, на которую он рассчитывал. Вот только денег у него было так мало, что даже на билет в трюм не хватило.
Мужик валялся на дощатом полу пристани, хватая за ноги матросов, а те отпихивали его — чтобы не мешал проходить на пароход пассажирам.
— Мил-человек, сжалься над стариком, — увещевал он теперь уже помощника капитана, который вышел на нижнюю палубу, чтобы выяснить причину волнений. — Сын тяжко болен, обещался я.
Андрей Николаевич пропустил Шуру вперед, чтобы мужик ненароком не задел ее, не испугал. Она поднялась по трапу, но в каюту не пошла, осталась на палубе.
Мужик шмыгал носом, но уже молчал, только смотрел на матросов с такой тоской, что сжималось сердце!
— Жалко его, — прошептала она. — Как еще он сможет до монастыря добраться? Пешком — это несколько дней пути. Да и не дойдет он.
Кузнецов тоже оглянулся на мужика, вздохнул:
— Каждого, Александра Сергеевна, не нажалеешься.
Она прошептала:
— Каждого, может, и нет. А всё равно жалко.
Она мысленно ругала себя за то, что не взяла в поездку те скромные сбережения, что были у нее самой — вот бы они пришлись кстати. А у тетушки, знала, на такие дела просить бесполезно. Таисия Павловна если и одаряла кого из нищих, то только по праздникам.
Андрей Николаевич вздохнул еще раз:
— Ну, что же с вами, Александра Сергеевна, поделаешь!
И подошел к помощнику капитана. О чем они говорили, Шура не слышала, но только через пять минут мужичонке разрешили подняться по трапу на палубу. Он кланялся всем в ноги и благодарил, благодарил. У Шуры от слёз аж в горле запершило.
— Ах, Андрей Николаевич, не знаю, как вас и благодарить! — расплакалась она, когда Кузнецов к ней вернулся. — Вы такой добрый!
Он усмехнулся:
— Это только ради вас, Александра Сергеевна. Это вы добрая! Да и не стоило мне это почти ничего.
Она замотала головой:
— Легко быть доброй за чужой счет. Нет, и не спорьте. И не жалейте, что что-то хорошее совершили. Вам Андрей Николаевич, дано много, но с вас и спросится больше. А этот мужичок помолится за вас в монастыре, вам и зачтется.