Леди на одну ночь
Шрифт:
Ожидая, он стоял у окна, глядя на голубое небо. Шура вошла в комнату так неслышно, что он вздрогнул, когда она поздоровалась.
— Простите, что побеспокоил, Александра Сергеевна! Если бы я знал, что вы одни, то отложил бы визит.
Она предложила ему сесть в кресло, сама опустилась на диван.
— Да, тетушка с братом уехали на днях. Приедут только через неделю. Я передам, что вы приезжали.
Было заметно, что она чувствует себя неловко, и продолжение визита становилось неприличным. Он поднялся.
— Еще раз прошу прощения. Я не осмелился бы доставлять вам неудобства, но хотел засвидетельствовать свое почтение перед отъездом в Лондон.
Лицо Шуры вытянулось.
— Вы уже уезжаете, Андрей Николаевич?
Она не умела играть и притворяться, и в голосе ее было неприкрытое сожаление.
Он подтвердил — да, уезжаю.
— Дела, знаете ли. Возможно, задержусь еще на несколько дней.
Девушка растерялась:
— Вы простите, что так неловко всё получилось. Я даже чаю вам не предложила.
Он решительно покачал головой:
— Это ни к чему, Александра Сергеевна. Мое длительное присутствие может вас скомпрометировать, а я вовсе этого не желаю. Искренне признателен вам за удовольствие, которое мне доставило общение с вами.
Шура стояла в двух шагах и суетливо теребила кисточку наброшенной на плечи шали.
— Что вы, это я должна вас благодарить. Вы подарили нам столько радости поездкой на пароходе! Это было так удивительно!
Он поклонился, поцеловал ей руку, и этот поцелуй длился чуть дольше, чем дозволяли правила приличия. Но Шура руку не отняла.
Он выпрямился с явным сожалением. Девушка была совсем рядом, он слышал ее взволнованное дыхание. Хрипло сказал:
— Гоните меня прочь, Александра Сергеевна, а иначе я за себя не ручаюсь.
Она охнула, отступила, взглянула на него со смесью страха и изумления.
— Что вы такое говорите, Андрей Николаевич? Я вас не понимаю!
А он с ума сходил от ее близости, от ярких, манящих, не испорченных помадой губ.
— Неужели вы не видите, Александра Сергеевна? Я думать не могу ни о ком, кроме вас! Я задыхаюсь без вас!
Она отступила еще на шаг, зашептала:
— Полно вам, Андрей Николаевич! Да вы смеетесь надо мной!
Но он никогда еще не был так серьезен. И он не врал. Каждое слово было правдой.
— Вы не свободны, Андрей Николаевич, — справившись с волнением, сурово сказала Астахова. — Я слышала, вы помолвлены. Там, в Лондоне. Разве не так?
Он видел, как ей хочется, чтобы он эту информацию опроверг. Ему и самому хотелось бы того же. Но она была права. И врать он ей сейчас не собирался.
— Да, это так, — подтвердил он. — Я потому и говорю вам, чтобы вы гнали меня прочь, пока я еще не сделал того, о чём потом буду сожалеть.
Лицо девушки сделалось каменным. Пару минут она приводила в порядок дыхание, а потом зазвонила в колокольчик.
— Даша, проводи, пожалуйста, господина Кузнецова.
Он обернулся на пороге:
— Передавайте мой поклон Таисии Павловне и Кириллу Сергеевичу.
Шура стояла неподвижно. Ответила тихо — будто ветерок прошелестел:
— Да, благодарю вас за визит.
Он вышел на улицу с тяжелым сердцем. Он не хотел, но увлекся ею всерьез. Сам не заметил, как это чувство овладело им настолько, что он готов был предложить Шуре отправиться в Лондон вместе с ним. Правда, не в качестве жены. Но какая разница? Он снял бы ей квартиру, завалил мехами и драгоценностями. Разве может она рассчитывать на это здесь, в России?
14. Новая встреча
Она всю ночь не спала. Несколько раз погружалась в чуткий, беспокойный сон, но быстро просыпалась — от боя часов, от цоканья копыт за окном. И думала, думала.
Как он мог позволить себе такое признание? Зачем? Разве не связан он обязательством, не дающим права на такие вольности?
Хотела забыть его слова, но сама же бесконечное количество раз прокручивала их у себя в голове. «Я думать не могу ни о ком, кроме вас! Я задыхаюсь без вас!» Была ли хоть крупица правды в этих фразах? Ей так хотелось, чтобы была!
Нет, она не собиралась ему уступать. Более того, приняла твердое решение прекратить с ним всякое общение. Приедет засвидетельствовать почтение тетушке? Она, Шура, скажется больной и не выйдет к нему. Встретятся на улице? Сухо кивнет и пройдет мимо.
Но думать о том, что он, быть может, действительно влюблен в нее, было на удивление приятно. И хоть любовь эта была запретная, решительно недозволительная, ее самолюбие было польщено. Это было первое признание, услышанное ею, и от того, что сделано оно было не глупым мальчишкой, а умным, много повидавшим в жизни мужчиной, словно придавало ему дополнительный вес.
Она не пыталась обманывать себя в своих чувствах. Она знала, чувствовала, что влюблена, и ругала себя за это.
Она не тешила себя надеждой, что Кузнецов расторгнет ту, заморскую, помолвку, и женится на ней, бесприданнице. Такое бывает только в сказках да в бульварных романах про любовь, которые она иногда брала в публичной библиотеке.
— Что-то вы, барышня, сегодня бледны, — заметила, накрывая стол для завтрака, Даша. — А всё потому, что с утра до ночи с книжками своими взаперти сидите. Вышли бы на улочку. Тепло, солнышко — самое то для прогулки. А не хотите без дела гулять — до галантерейной лавки сходите. Таисия Павловна атласной ленты для шляпки купить велела.
Она и сама чувствовала, что засиделась дома. Взятые на прошлой неделе в библиотеке книжки были уже прочитаны, а сейчас ей особенно нужно было погрузиться в новую романтическую историю, которая созвучна была бы ее собственным чувствам.