Леди не движется
Шрифт:
Труп Князева обнаружили в квартале Святого Изидора, на восточной окраине города, в зоне, где шла муниципальная застройка. Тело пролежало больше двадцати часов. Камеры опять не работали – шла плановая замена на всей улице, и их отключили на десять часов. В этот-то промежуток тело и подбросили на стройку. Свидетелей – ни одного. Правда, техник, менявший камеры, обратил внимание на темно-зеленый «шумер», который медленно проехал вдоль улицы, свернул в зону застройки, но обратно не выехал. Жена Князева показала, что муж ушел давно, примерно сутки (танирские) назад. Сказал, что поедет на дом к новому клиенту, а тот жил в поселке у космодрома. На обратном пути Князев мог заночевать в мотеле, потому что быстро уставал за рулем и не доверял автопилоту – видимо, это у него было фамильное. Поэтому жена не встревожилась, когда он не приехал вечером. Опрос других свидетелей, знавших Князева, не проводился.
Еще через сутки нашли останки Луиса Алонсо.
Четвертого сентября нашли тело Адама Бейкера. Он жил один, в офисе появлялся не каждый день, и никто не забеспокоился, когда он не вышел на работу. Собственно, поскольку у него всего два корабля, и оба в рейсе, делать ему было решительно нечего, а с потенциальными заказчиками и секретарь поговорить может. Второго сентября в офис Адама приехал его брат-близнец, Бернард, с которым они не виделись пятнадцать лет. Секретарь не присутствовал, вообще никого не было. Проговорив с братом несколько часов, Бернард отправился на космодром и покинул Таниру прямым федеральным рейсом до Земли. Адам проводил его до космодрома и пропал. Тело обнаружили на проселочной дороге, за павильоном остановки маршрута. Нашелся свидетель, который видел темно-зеленый «шумер». Брат убитого немедленно вернулся, но какие с него показания? Он ничего не знает. Да и знал бы… Действия маньяка тем и неприятны, что редко подразумевают знакомство с жертвой.
После того как нашли тело Джона Смита, дело передали Йену Йоханссону. И сразу изменился стиль. Я обнаружила в материалах буквально все, каждую мелочь, включая те данные, которые мы добыли уже вместе с ним. И множество пометок, свидетельствующих о том, что Йен ставил вопросы, не имеющие пока ответа, и соответственно планировал работу. Он действительно был хорошим следователем. По крайней мере, мне не захотелось что-то добавить.
Мне показался любопытным его рапорт о бытовых условиях, в которых жила Дирга Та. Не поленился ведь, сам съездил. Оркушку в квартале знали, отношение к ней было неровное. Кто-то считал славной девчонкой, кто-то бурчал «понаехали тут, чурки». Жила она с неким Келвином Костелло, восьмидесяти трех лет, инвалидом – получил травму головы, после чего ему назначили федеральную пенсию по здоровью, и Костелло взялся пить. Однако не буянил, беспокойства соседям не причинял. Домишко был хлипкий, но не арендованный. Пятнадцатого сентября, как сказала соседка, то есть за двое суток до гибели Дирги Та, Келвина Костелло забрали родственники и положили на лечение в клинику. Йен связался с родней Костелло, спросил, когда можно будет побеседовать с больным. Его огорчили, ответив, что не скоро, Келвин откровенно плох. Что ж, очень жаль, подумала и я тоже. Келвин мог знать много – оркушки простодушны и не имеют тайн от любовников.
А вот и материалы, которые Йен собрал уже независимо от Куша. Они касались только убийства Греты Шульц, остальных Йен попросту не успел отработать. Йен запросил записи со всех камер вокруг рощи. И на одной увидел мужчину среднего роста, заметно хромающего на правую ногу, который под локоть вел Грету Шульц. Она не сопротивлялась, напротив, хваталась за него как за соломинку. Камера стояла далеко, даже при увеличении черты лица мужчины разобрать не удалось: то его загораживала жертва, дама отнюдь не малого роста, то он отворачивался. Речь тоже неразборчивая. Грета причитала, очень эмоционально повторяя «с ним ведь ничего плохого, ведь правда же,
Йен перепроверил и записи камер на выезде из квартала. Верхние – те, что контролируют воздух, ничего не показали, но зато в четыре тридцать восемь зафиксировали звук машины, проехавшей низом. В тот же промежуток времени на нижней камере осталась черная полоса – изображение пропало, звук сохранился. Через двадцать девять секунд история повторилась с камерой на въезде в скоростной тоннель. Вот так. Похоже, в то время, когда уже начались поиски, Грета Шульц находилась еще в квартале, и ее можно было спасти, если бы шериф догадался перекрыть въезд и выезд. Ну и если бы у него смелости на это хватило: за такие решительные действия приходится отчитываться, знаете ли.
Свидетельские показания. Муж, которому дали прослушать запись, сказал, что Грета Шульц могла так обеспокоиться только из-за сына. Поздний ребенок, ее радость и гордость. Она тряслась над ним, это знал весь квартал. Но с сыном все в порядке, он на Земле, в колледже.
Йен запросил записи со всех камер слежения квартала за период от полуночи до пяти утра двадцать девятого августа. Выбрав те, на которых пропадало изображение, он восстановил историю похищения. Грету Шульц усадили в автомобиль, провезли до тупика между садами, там машина простояла около часа. Без водителя. Затем он вернулся и двинулся кружным путем к выезду. Йен затребовал данные со всех рамок и камер квартала, а также с выездов на Прибрежное шоссе за сутки, предшествующие гибели Греты Шульц. Параллельно оперативники провели опросы жителей Оаквилля – самые обычные, узконаправленные: вдруг кому попались на глаза незнакомые машины или мужчина, хромающий на правую ногу, да и просто любые чужаки. В квартале ничего не видели, и только одна женщина обратила внимание, что машина Рихарда Шредера стоит на улице. Серый полугрузовик. Надо же, подумала она, Рихард все-таки починил свою развалюху. Да, машина стояла напротив его дома около трех ночи, женщина проснулась ночью попить, выглянула в окно и снова ушла спать. Спальня выходит окнами в тенистый двор, конечно, как иначе, на Танире окнами на солнце спальни не делают. Рихард Шредер проживал в том самом проулке, куда незнакомый хромец увел Грету Шульц. На вопросы оперативника Шредер ответил тем, что открыл гараж и показал свою машину. Она уже пять лет не трогалась с места. Соседи ласково называли ее «Оаквилльская Недвижимость».
Тем не менее рамки на выезде из тоннеля, соединявшего Девятнадцатый квартал и Прибрежное шоссе, показали именно эту машину. По крайней мере, номерной чип на ней так уверял. Камера над рамкой показала серый полугрузовик той же модели, что у Шредера; лицо водителя неразличимо, пассажира нет. Рамки в Оаквилле не зафиксировали ничего. Поиски серого полугрузовика в Оаквилле бессмысленны: такими машинами здесь владел каждый десятый. А у Рихарда Шредера было алиби и не было никаких причин желать зла Грете Шульц.
Уже неплохо, подумала я. То есть в действительности это ничто. Пока мы не знаем принцип отбора жертв, данные об убийце нам не дадут ничего. Он, вернее всего, даже не постоянный участник банды. Просто наемник. Профессионал, которого привлекают для решения конкретной задачи. Его арест не раскроет банду, поскольку он о ней не информирован. С ним связывается посредник, а убийца не задает вопросов – почему надо убить именно этого человека.
С другой стороны, кое-какие черты в личности убийцы наводили на определенные размышления. Еще в морге я определила, что у него, возможно, десантное или диверсионное прошлое. Сейчас, глядя на полицейские материалы, я подумала, что это не рядовой диверсант. Нет, он не из тех простых ребят, кто в составе группы забегает на чужую территорию по заранее разведанному пути, все там портит и убегает домой. Убийца вел себя как человек, которого готовили для продолжительной автономной работы в тылу врага. А значит, он априори знает о банде больше, чем банда ему сообщила.
И нельзя исключать, что давешний стрелок, уложивший меня в госпиталь, был тем самым убийцей. Но зачем ему понадобилось сооружать ловушку? И на кого он охотился? По всему выходило, что на Хи Бруно, а меня использовал как живца. Хи Бруно перед смертью пытали. Диверсант хотел разжиться информацией? Если только так.
А ну-ка, кстати, снайпер… Я нашла приложенные к делу записи с камер в Оаквилле и сравнила их с теми, на которых остался «мой» стрелок в полицейской форме. Восхитилась: совершенно разная моторика! Можно изменить походку, можно осанку, но этот тип ведь менял всю пластику! Мастер, мастер… И да, именно разница и убедила меня, что снайпер и убийца Греты Шульц – один и тот же человек. Парадокс, я понимаю.