Леди не движется
Шрифт:
– Мисс Берг, пожалуйста, – поправила я сухо.
– Ох, извините, – спохватился Бейкер. – Не знал, что вы предпочитаете такое обращение.
Совсем чудесно. У меня в ярлычке, между прочим, написано «мисс Делла Берг». Каким местом Бейкер читал ярлык? А если не читал, откуда знает мое имя, особенно полное? Тоже в сенатских прениях подслушал?
– Извините, – еще раз повторил Бейкер. – Да-а… Словом, я трезво оцениваю свои перспективы как художника. Пора себе признаться: я не гений. Мне всегда легко давались чисто ремесленные приемы, я рисую как дышу, но это же не главное. Главное – у меня нет оригинальности, свежести, чего-то особенного, что отличает картину от хорошей любительской фотографии.
Он
С моего места отлично был виден пол под столом. И теперь я точно знала, что оформление кабинета – не стандартное. Потому что краска на стенах была существенно новее напольных панелей. На них остались царапины и потертости. Сильнее всего им досталось под столом – похоже, прежний владелец проводил за ним много времени, а был человеком порывистым, часто вставал и снова садился. При этом он отодвигал стул на привычное, удобное расстояние, и на полу остались вмятины от ножек.
Бернард Бейкер ставил стул точно так же, как и его брат.
– Вот, глядите. – Он вскочил и подал мне несколько листов: – Нравится?
На листах осталась я. Очень точно схваченные портреты – с выражением, настроением и прочим. Бейкер работал буквально одной линией, отмечая абрис лица единым уверенным движением. Да уж, рука у него поставлена. Но извините, действительно нельзя стать художником с таким вкусом.
Разумеется, я не стала делиться своим драгоценным мнением о том, почему у него на самом деле проблемы с живописью.
– Я могу, – довольно горячо заговорил Бейкер, – я все это могу. Но разве в ремесле суть? Нет. Я занимался живописью только из-за мамы. Она в меня верила. Но теперь и она, кажется, поняла, что славы я никогда не добьюсь. А раз так, к чему тратить жизнь на рисование никому не нужных пейзажей или натюрмортов? Конечно, я мог бы найти себя в искусстве и без рисования. Я мог бы стать галеристом, например. У меня прекрасное профильное образование, я действительно разбираюсь в живописи. Но увы, мой доход не так велик. Он позволяет мне рисовать хоть всю жизнь, не заботясь о том, как хорошо продаются мои картины. Но галерея требует серьезных инвестиций на старте, и бизнес это рискованный. Конечно, прискорбно, что мой брат погиб. Но я не стану продавать его дело. Мне кажется, судьба послала мне этот шанс – попробовать себя в чем-то новом. Мне двадцать девять, я еще могу начать жизнь заново.
Я допила кофе и отставила чашечку на столик, между делом незаметно сфотографировав синюю картину на чип.
– Мистер Бейкер, вы сказали, что неформальным порядком готовы ответить на мои вопросы.
– Да. – Он подобрался, заняв, видимо, привычную позу: локти на столешницу, предплечья параллельны, пальцы в замок.
– Вы сказали, что не видели брата пятнадцать лет…
– Это не совсем так, – живо перебил он. – Я в полиции начал с этой фразы, после нее со мной отказались разговаривать. Им совершенно не интересно, каким мой брат был в детстве, а больше ничего я о нем поведать не мог. Я сказал, что мы виделись за день до его смерти, но он вообще не говорил о своей жизни. Мне кажется, это естественно. Мы ведь встретились впервые за пятнадцать лет. Он рассказал про отца, я – про маму. Вспомнили кое-что из детства. Адам обещал приехать на мамин день рождения. Понимаете, у меня ведь еще было очень мало времени. Я должен был обернуться буквально за два дня, нужно было пойти с мамой на одну встречу… Эту картину я привез Адаму в подарок. Он попросил что-нибудь такое, в офисе повесить, и солидное, и красивое. Я выбрал эту. Я назвал ее «Романтическая полночь в Британском Гонконге», как, по-вашему, подходит?
– Очень. И цвета какие
– О, мне тоже. Чрезвычайно богатый цвет, с огромным потенциалом. Но сложный.
– Вы встречались здесь или в отеле?
– Здесь, конечно. В отеле я даже не регистрировался. Собирался ведь туда и обратно…
– Ни брат, ни его бухгалтер не упоминали, зачем нужно было платить за такое громадное помещение, никак его не используя?
– Вот на этот вопрос, пожалуй, я смогу ответить. Я не знаю, зачем этот зал так странно распланировали, ну действительно загадка, но вот почему его взяли – знаю. Три года назад у Адама были свободные деньги, а один его конкурент разорился. И Адаму повезло задешево перекупить всю его аренду. На десять лет. Адам собирался расширяться, еще год – и у него было бы четыре корабля. Но в том же году случился кризис, и Адам едва удержался на плаву. Какое уж тут расширение. До сих пор не расплатился со всеми долгами, на нем висели два банковских кредита. Ничего, у меня все-таки есть кое-какие сбережения, я выплачу их.
– Адам – старший из вас двоих?
– Да, – Бейкер улыбнулся. – Как вы догадались?
– Сложно представить, чтобы Адамом назвали не первого ребенка.
Бейкер даже засмеялся.
– Да, – подтвердил он. – Мама хотела много детей, и всех назвать по алфавиту. Адам, Бернард, третий был бы Клодией или Кристианом, четвертый – Дэвидом или Дайаной, пятый – Юджином или Элинор… Но увы, других детей, кроме нас с Адамом, у нее не родилось.
За дверью послышались шаги. Через секунду в проеме возник старший налоговик. За его плечом маячил Йен. Я обменялась с ним взглядом, он едва заметно покачал головой. Отрицательно. То есть в тех рамках, какие задает налоговый обыск, не нашли ничего.
– Что? – удивился Бейкер.
– Мы закончили здесь. Поедете с нами на территорию? Ваше присутствие не обязательно, но желательно.
– Нашли что-нибудь? – спросил он с явной надеждой.
– Нарушений не заметили. А что вы хотели бы, чтобы мы нашли?
Бейкер растерялся. И, кажется, огорчился:
– Вы… Так быстро? Я думал…
– Это не тот обыск, какой вы можете увидеть в виртеатре, – назидательно сказал налоговик. – Мы копируем документы и проводим поверхностный визуальный осмотр помещений. За полноценным обыском обращайтесь в полицию, вон, к следователю Йоханссону. Или даже к инквизитору Маккинби. Если он умеет. – И налоговик вопросительно посмотрел на меня.
– Разумеется, умеет, – ответила я чуть ли не оскорбленно. – Первый класс, извините. Он все умеет. А я кое-что умею еще лучше. Например, обыск.
Йен спрятал смешок в кулак. Налоговик недоверчиво поглядел на мои ноги. Почему мужчины, когда им говоришь про обыск, всегда смотрят на коленки? Я ж не ими обыскиваю.
– А вы, значит, никак… Господин Йоханссон, а что нужно сделать, чтобы офис обыскали как полагается? Мало ли, здесь какие-нибудь тайники…
– Нужны основания.
– Поня-атно…
– Вас что-то беспокоит? – уточнил Йен.
– Видите ли… – Бейкер покашлял в кулак. – Я уже пытался. Обращался к вашему предшественнику. Он посоветовал мне сходить к психологу. Понимаете, мне кажется, что за мной следят. И все думают, что на меня повлиял стресс, ужасная гибель брата. Но поймите, мы же с ним практически чужие люди. У меня же не развивается паранойя, когда я в ленте читаю про убийства. И я почти уверен, что за мной следят те же люди, которые убили моего брата. Скажите, что я должен сделать, чтобы меня избавили от этих подозрений? Или подтвердили их? Я хочу, чтобы кто-нибудь профессионально обыскал все помещения, принадлежавшие ранее моему брату и доставшиеся мне. Я просто хочу знать, что, пока я в офисе или дома в ванне, на меня через десятки камер не пялятся чьи-то равнодушные глаза, прикидывая, как лучше сломать мою шею.