Леди-послушница
Шрифт:
Да, это обнадеживало. Но не улучшало настроение. И Милдрэд все чаще стала одиноко гулять по стене, выискивая взглядом Артура. Порой она украдкой рассматривала его из-за зубца парапета и пришла к выводу, что юноша больше не выглядит таким бесшабашным и веселым, как ранее. И когда она видела, как он уныло сидит на ступеньках крыльца или наблюдает за упражнениями воинов, не принимая в них участия, девушка надеялась, что он грустит о их былых отношениях, так же, как и она.
Вскоре уехала вместе с супругом и Бертиль. С другой сестрой графа, Маргаритой, Милдрэд не настолько сблизилась. К тому же у нее возникло подозрение, что та всячески старается свести ее с Вальтером.
По ее наблюдениям, второй из братьев в отсутствие графа с удовольствием занял место во главе стола, принимал посланцев, отдавал указания, вершил суд. Леди Сибилле это очень нравилось, она смотрела на него с таким обожанием, как никогда не взирала на Роджера. Милдрэд же бахвальство Вальтера раздражало. Как же он любил покрасоваться в золотом обруче на голове и пышных, украшенных гербами одеяниях! Однако Милдрэд не могла не отметить, что Вальтер с неизменным вниманием следил за всеми передвижениями старшего брата, спешил узнать новости и делился ими с семьей. Так они выяснили, что войско графа Херефордского встретилось с силами принца Юстаса под Вустером. Никто не знает, чем кончится это противостояние, но известно, что и Херефорд, и Юстас с ног сбиваются в надежде найти пропавшего Плантагенета. Были и другие новости. Стало известно, что Черный Волк все же сдал Хорсе замок Кос, однако весьма своеобразно. Сумев отвлечь осаждавших вылазкой союзных валлийцев, он вывел войска из замка, так что когда Хорса вернулся, ему достались пустые стены, откуда было вывезено все и где не осталось ни души.
– Хитрец же этот Гай де Шампер! – хохотала графиня, сотрясаясь крупным телом в роскошной парче. – Вот что значит истинный нормандский рыцарь! Он смог и свое поражение так обстряпать, что теперь весь Уэльс и приграничные области будут хохотать над этим саксонским увальнем Юстаса! Хотя чего и ожидать от саксов, столь же тупых, как и их свиньи.
И при этом она насмешливо поглядывала на Милдрэд.
Зато епископ Гилберт Херефордский относился к девушке с неизменным уважением и, бывая в замке, охотно беседовал с ней. Как-то, когда они сидели в одном из покоев над главным залом и обсуждали детали предстоявшей мистерии [88] по поводу дня Святого Бартоломью [89] , епископа неожиданно позвали к графине Сибилле. Оставшись одна, Милдрэд разглядывала прекрасные миниатюры в книге, лежавшей на пюпитре перед окном, как вдруг на страницу из-за ее плеча упала тень.
88
Мистерия – пышное театрализованное представление на религиозную тему.
89
День Святого Бартоломью (Варфоломея) – 24 августа.
– Как же это возвышенно, когда дама так почитает книги, – услышала девушка вкрадчивый голос Вальтера, от которого ее передернуло.
Он стоял на пороге, смотрел на нее и улыбался. Милдрэд стало не
– Вы всегда так избегаете меня, лапочка, что подозреваю, у вас нет ко мне никаких родственных чувств. Ну же, поцелуйте меня, как своего доброго брата.
И так как она осталась стоять, сам шагнул к ней.
– Ну что же вы дичитесь? Или я вам совсем не нравлюсь?
– Совсем не нравитесь, – отрезала Милдрэд, отступая за пюпитр.
– О, только не говорите, что мой суровый старший брат вам более по сердцу.
– Мне нравится Роджер Херефордский.
– Это потому, что вы еще не познали, как вам будет хорошо со мной. А ведь рано или поздно вы окажетесь в моих объятиях… и уж поверьте, я смогу доставить вам куда больше наслаждения, чем наш воинственный Роджер.
– Поберегите свое нежное сердце для леди Донаты.
– Донаты? Но Доната готова поделиться своим мужем с более достойной дамой. С вами, прекрасная саксонка.
Перебрасываясь фразами, они все время кружили вокруг пюпитра, причем Милдрэд никак не удавалось оказаться поближе к двери: Вальтер, отступая то в одну сторону, то в другую, не пропускал ее туда.
Неожиданно он стал серьезен.
– Хватит ломаться. Все уже обговорено: сначала Роджер – потом я. Вот только Роджера нет и я не вижу причины, чтобы первым не вкусить блаженство в этой райской куще.
И прежде чем девушка успела увернуться, Вальтер стремительно схватил ее, откинул ей голову и впился в губы.
Милдрэд возмущенно замычала, стала вырываться и со всей силы наступила пяткой на ногу Вальтера. Он охнул, разжал объятие, и она тут же со всего маха отвесила ему пощечину.
Вальтер ошалело смотрел на нее, держась рукой за щеку.
– Что это? Вы деретесь?
– Да, дерусь! Я ведь сказала – поберегите свое нежное сердце для Донаты. Ибо если она терпит от вас издевательства, то я сделана из другого теста.
Его лицо исказилось.
– Тварь! Ты посмела ударить меня? Мужчину! Лорда Фиц Миля! Низкая саксонка, змея!
Он затрясся от ярости, так что золотистые кудряшки запрыгали над бровями. Оглядевшись, она схватила с пюпитра чернильницу и, когда Вальтер надвинулся на нее, выплеснула ее содержимое ему в лицо. Вальтер охнул и принялся протирать залитые чернилами глаза. Долго же ему теперь предстоит отмываться, и уж посидеть на графском престоле придется нескоро. Милдрэд хохотала, когда сбегала по лестнице и слышала позади грубую ругань Вальтера.
Но позже, когда она с женщинами работала над гобеленом, ей стало не до веселья. И она вздрогнула, когда на пороге возникла мощная мерцающая парчой фигура леди Сибиллы.
– Выйдите все! – повелела графиня. – А вы, саксонская леди, – останьтесь.
«Я не должна ее бояться», – приказывала себе Милдрэд, понимая, что маменькин сыночек нашел кому пожаловаться. Но когда женщины покинули покой, а маленькая Люсия вдруг заплакала, выходя, Милдрэд, хоть и невозмутимо выпрямилась, но ощутила, что у нее от страха похолодели пальцы.
У Сибиллы было багровое лицо, казавшееся темным по сравнению с облегавшим щеки белым покрывалом.
– Как ты посмела? – прошипела сквозь зубы графиня.
– Как он посмел! – парировала Милдрэд. – Благодарите Бога, что я не учинила скандал в присутствии его преподобия и не опозорила вашего любимчика, домогавшегося невесту брата! Пусть и впредь поостережется, если не хочет, чтобы я все рассказала Роджеру!
Они стояли и гневно смотрели друг на друга. И вдруг губы графини скривила циничная усмешка: