Леди-послушница
Шрифт:
Артур сразу же потянулся к ней, но в комнате был посторонний, и ему пришлось ждать, пока тот выйдет. Тогда он схватил ее руки и стал покрывать их быстрыми поцелуями.
– Ты здесь! Это такое чудо! Ну теперь-то я скоро поднимусь. Не думай, что я так слаб, я уже вставал и даже спускался на службу… Знаешь, я потерял свой меч, – он вдруг серьезно посмотрел на нее из-под отросших волос, ниспадающих на глаза. – Ужасно. С ним я чувствовал себя почти рыцарем, а так…
– Зато Метью привез твой окованный шест, так что ты не безоружен.
Она старалась улыбаться, хотя за улыбкой таилась грусть.
– Не безоружен?
– Когда я видела его в последний раз, он направлялся в Бристоль, – уклончиво ответила Милдрэд.
И тут же, во избежание дальнейших расспросов, стала рассказывать, как войска Юстаса напали на Девайзес, как она испугалась, как молились с леди Пайнел в часовне, а о стены разбивались столь огромные каменные ядра, что, казалось, замок содрогается до самого основания. Даже Гро скулил. Кстати, песик остался на попечении славной леди Пайнел, ему там хорошо, хотя он, наверное, и будет тосковать по Рису. Кстати, Рис и Метью тоже здесь, говорила она, уклоняясь от рук Артура, который все порывался притянуть ее к себе.
– Что с тобой? – наконец спросил юноша. – Ты словно боишься меня. Или себя? – добавил лукаво.
– Думай как хочешь, но не забывай, что я леди, – с напускной строгостью заявила девушка, вскинув свой хорошенький носик.
Артур рассмеялся.
– Я и забыл, что у тебя эта проблема.
– Просто хочу дождаться, когда ты полностью наберешься сил, – отбрасывая пряди с его глаз, мягко улыбнулась девушка.
– Тогда я постараюсь.
Он смотрел на нее посерьезневшими и одновременно горящими глазами.
– Если бы ты знала, как я скучал по тебе. Как хочу тебя. Хочу запускать руки в твои солнечные кудри, хочу целовать твои сладкие уста, ласкать тебя… Генрих дал слово, что посвятит меня в рыцари, а потом я, имея такого покровителя, смогу просить у гронвудского барона твоей руки. Конечно, Генрих – соперник Стефана, которому приносил клятву твой отец. Но ведь еще ничего не решено, и уж поверь, однажды Генрих станет королем в обход этого урода Юстаса. О, Генрих если что-то пожелает, то, как Моисей, и самому Господу скажет «нет!», если тот воспротивится его воле.
– Да, он говорил нечто подобное, – кивнула Милдрэд, опасаясь, что опять расплачется. Но сдержалась.
Потом вошли Метью и Рис, и Артур отвлекся на них. Милдрэд только успела шепнуть монаху, чтобы раненому не сообщали об отъезде его обожаемого Плантагенета.
Но шила в мешке не утаишь. Через пару дней в Бридпорт явился гонец с известием, что война окончена, Генрих отплыл из Бристоля на континент, а его соратники спешно разъехались по своим владениям. Фиц Джилберт был поражен. Не зная, что делать, он пошел к Артуру, поведал все и даже спросил совета, как теперь поступить. Но Артур молчал. Он сильно побледнел, глаза его медленно заливала пустота. Не слушая сетований Фиц Джилберта, он только и смог пробормотать:
– Теперь понятно, отчего она меня сторонилась. Я опять никто в ее глазах.
Так и не услышав ничего вразумительного, комендант Бридпорта удалился.
Артур подошел к окну, раскрыл его и замер, вслушиваясь в звук капели: мокрый
– Все дьяволы преисподней! – закричал Артур, нимало не заботясь, что подобное восклицание неуместно в монастыре.
Но никто не пришел. Артур медленно спустился вниз, и на каменной галерее с пятнами сырости на колоннах увидел шедшую навстречу Милдрэд. Она не сразу заметила его, и он какое-то время смотрел на нее. Она выглядела удрученной, и в ней не осталось ничего от той солнечной девочки, которую некогда он катал по искрящимся изгибам Северна. Она и тогда была леди, а он никто, но у него хватало бесшабашности заигрывать с ней. Тогда жизнь казалась ему забавной игрой, в которой любому ловкачу доступен приз – благосклонность хорошенькой девицы. И мать Бенедикта советовала ему соблазнить Милдрэд… Но он не стал этого делать. Ибо уже тогда понял, что эта девушка для него нечто большее, чем просто утеха.
Она подходила, кутая руки в большую муфту волчьего меха. Ее капюшон был опушен тем же мехом, и сама она в этих тяжелых темных одеждах словно отгородилась от всего своей печалью и гордостью.
Но вот она подошла и вскинула прозрачные голубые глаза.
– Артур! Ты уже выходишь? Я так рада.
Но увидела его полный горечи взгляд и отшатнулась.
– Ты узнал, – произнесла тихо.
– Что? Что я для тебя опять не больше, чем случайный попутчик? И ничего не значу в глазах гордой баронессы из Гронвуда?
– Это не так, Артур, – покачала головой девушка. – Я уважаю тебя, я восхищаюсь тобой, ты мне дорог.
– Тогда, – он шагнул к ней и увлек за колоннаду, где их не могли видеть. – Тогда, если чувства твои не изменились, если ты любишь меня… Ты ведь любишь меня, моя кошечка?
Она покорно кивнула, не поднимая глаз.
Артур стремительно прижал ее к себе.
– Ангел мой, что тогда значит все остальное? Ведь и я люблю тебя. Так люблю… Это как разлив Северна: сначала ничего не замечаешь, но потом наводнение смывает все на своем пути. Даже то, что могло бы разделить нас. Я на все готов был ради тебя и ничего не страшился. И я ведь все тот же Артур, с которым ты заигрывала в Шрусбери, с кем пасла овец в долине Врнви, с кем бежала через мокрый город, когда не пожелала стать добычей принца крови… Да, он был принц, высокородный лорд, а я простой бродяга, фигляр, наемник, но все же ты льнула ко мне, ты целовалась со мной после нашей безумной джиги, ты кинулась ко мне, когда пожелала оставить Херефорда. Посмотри же на меня. Я все тот же Артур, те же глаза и руки, та же кровь.
– Кровь у всех одинаковая, но честь разная, – тихо произнесла Милдрэд и отступила, вырвавшись из его объятий. Подняла к нему измученное, почти восковое лицо, только ее прозрачные глаза светились твердостью голубых кристаллов. И так же твердо она произнесла: – И глупее глупого мне бы было отказаться от того, что назначено мне от рождения.
– Глупо отказаться от счастья! – вскричал Артур так громко, что взлетели сидевшие неподалеку на ограде галки.
Милдрэд тоже повысила голос: