Леди-рыцарь. Трилогия
Шрифт:
Судя по всему, в этих диких местностях он легко может получить некоторые, крайне необходимые ему, познания во вполне определенной области человеческих отношений. Еще один повод здесь подзадержаться, тем более что сэр Монтингтон Скуэрли клятвенно обещался возвернуть его на родимую Землю в ту самую минуту, из которой он и был изъят. Опять-таки если он здесь задержится и если только им удастся посадить малыша Зигфрида на принадлежащий ему трон (где ему самое и место, как верно выразился старичок-лесовичок), то и леди Клотильде это весьма и весьма поможет. И в смысле выживания (кто его знает, может, вредный
В общем, обстоятельства складываются пока благоприятно. Несмотря на то что проблемы перед ним абсолютно неразрешимые. До сих пор, конечно, ему до странности везло. Так что будем надеяться на лучшее. Где сказано, что барона нельзя как-нибудь убить? Вот в его мире, например, и получше охраняемых людей, бывало, убивали. Если пораскинуть мозгами, то возможности есть всегда: стрела из какого-нибудь окна, кирпич на голову.
Главное – найти потом какой-нибудь замок, где его… их примут в качестве гостей. И где обязательно должны найтись служаночки…
М-да, хмыкнул про себя Серега. Стоит только человеку заделаться благородным герцогом, и мышление у него разом перерождается в самое что ни на есть простонародное.
– Сэр Сериога! – довольно мрачно вклинился в его раздумья не слишком-то приветливый глас леди Клотильды. – Ваш… пленник оживает. Я бы сказала, вполне оправился от своих ран. И он, кажется, жаждет свободы. Отпускать будете? Или все ж таки сначала шерстку попросите?
Серега подъехал поближе, посмотрел на оборотня, уже начавшего предпринимать попытки сесть прямо, а не просто болтаться тряпкой на лошадином крупе.
– Милорд, – прохрипел тот, – опять вы… Рю мортале ин фатум…
Серега пожал плечами и вопросительно посмотрел на леди Клотильду.
– Заколдованная смертельная дорога в судьбе, – все так же мрачно перевела та. – Иными словами, ваше сиятельство, именно ваше присутствие в его жизни и приводит к столь крупным для него неприятностям. Предположительно – Бог хочет от него, чтобы он что-то сделал для вас, посему и сталкивает вас с ним все время, да еще и ставит все время его самого в зависимое от вашей милости положение. Пользуйтесь, ваше сиятельство…
Наверное, бес его попутал, или обрывки прежних, отнюдь не пуританских мыслей еще кружились в подсознании, потому что он сказал:
– В смысле беготни в лисьем облике по полям? Только если вместе с вами, баронесса.
Клотильда, выдохнув сквозь зубы что-то очень скверное (на тему смерти и мужских, хм… достоинств, которым место исключительно в лапах Сатаны), спихнула беднягу-оборотня прямо на землю и умчалась в ночь, громким топотом своего коня спугнув какую-то ночную живность из-под соседнего куста. Стайка зверюшек размером с земных кроликов, но, в отличие от них, с огромными светящимися в темноте глазами, бегучим ковриком прошелестела по земле и исчезла в ночном лесу.
– Зря вы так с девушкой, милорд, – охая от боли, сквозь зубы прошипел оборотень. Падение на землю с высоты Клотильдиного жеребца явно не способствовало улучшению его многострадального здоровья, скорее, наоборот. – Она премилая особа… очень хорошего рода. И с очень хорошо поставленным ударом, так что зря, зря…
– Не боись, выживу, – несколько легкомысленно отозвался Серега, и оборотень тотчас откликнулся с нехорошей интонацией:
– Да уж вижу… Гадость сказали вы, милорд, а отвечать за нее пришлось моим бокам.
– Сожалею, – слегка для приличия смутившись, ответствовал Серега, на деле не ощущавший и малейшей тени раскаяния, – не попадайся мне часто на дороге, и все тут. И у тебя будут бока целы, и у меня проблем с Клоти будет меньше.
Оборотень, сидя на земле, задрал голову и посмотрел Сереге в лицо пронзительным, странно светящимся в темноте взглядом:
– Ни черта вы не сожалеете, милорд.
Зрачки у него были вытянутые, как у кошки, и светились зеленовато-фосфорным свечением.
– Да ладно! – в сердцах ответствовал герцог Де Лабри. – Ну не сожалею. Шерсти мне твоей тоже не надо – носи ее на себе. До сви… нет, лучше прощай, и – просьба у меня к тебе такая огромная – не попадайся нам больше на пути, ладно? Сам видишь, дама нервничает, а у нее, у этой дамы, привычки самые нехорошие. Вечно в глаз дает так, что и уши по пути отваливаются. И будь добр, уйди с пути моего коня. Мне еще эту дамочку догонять…
– Как быстро люди меняются, вдруг обретя чужой высокий титул, – быстро проговорил оборотень, и Серега ощутил, как внутри у него что-то нехорошо екнуло – было что-то такое в голосе оборотня, что-то… намекающее. Кой черт, о чем это он? Он и сам знает, что титул чужой. И нисколько он не изменился… Или все-таки изменился? Прежний Серега и помыслить не мог о том, чтобы вести себя ТАК. У него появилось то, что его одногодки там, на славной и неизвестно где пребывающей ныне родине, называли гонором. А дипломированные психологи – просто сильно выраженным чувством собственного достоинства. Короче говоря, он борзел прямо на глазах. Своих собственных глазах причем… Почему и отчего это происходило с ним, хотелось бы знать?
– Хорошо, признаюсь, – с расстановкой проговорил он, – ношу титул, который прежде был чьим угодно, только не моим собственным. И что же дальше?
Оборотень снизу улыбнулся ему звериным оскалом острейших зубов:
– Ровным счетом ничего, милорд. Просто я с некоторых пор начал питать к этому… вашему титулу значительное уважение. Вам идет быть герцогом – пусть даже при этом в ваших жилах и нет ни единой капли действительно благородной крови. Ведь я прав, милорд?
– Ну, – несколько односложно ответствовал Серега. На деле он просто не знал, что бы еще такое сказать. Привык он как-то быть… пусть даже не герцогом, а хотя бы просто незаконнорожденным сыном некоего загадочного благородного отца. И спускаться вниз, в сословие простолюдинов с более высокой ступеньки общественной (и бытовой, кстати сказать) лестницы не тянуло. Этакий классический пример развитого снобизма в потомках развитого социализма…
– Прав, – с некоторым торжеством заявил оборотень, – но кричать об этом при добрейшей миледи и прочих-всяких не собираюсь. Во-первых, все равно никто не поверит – я, увы, доказательств не имею, я чутьем и нюхом… Благородная кровь пахнет иначе, она, м-м… горчит на зубах. Вам этого не понять, милорд.