Ледокол

Ann Lee

Ледокол!

И его можно понять, конечно. Тем более что Кир очень темпераментный. Он мне все уши прожужжал, как он это со мной сделает, насколько это будет долго, и как откровенно. И вот сегодня ровно два месяца с моей выписки. И я…

Ну как ему донести, что стесняюсь я теперь себя. Он такой высокий стройный, со стальными мускулами. Держит себя в форме. Сейчас ещё и загорелый. Мечта!

И я.

С огромными сиськами, наполненными молоком, с животиком, и широкими бёдрами. Я столько раз смотрела на себя в зеркало, и до черноты перед глазами боялась

раздеться перед ним. Натягивала длинные сорочки, и ворчала, когда он начинал меня щупать. Ему раньше нравилась моя фигура. Соотношение тонкой талии и пышных бёдер. Да грудь сейчас большая, но что с ней будет потом. Андрея я не кормила грудью, не было молока, зато с Ромкой его столько, что приходиться сцеживаться. А Кир смотрит на меня, и он не отступит. Это он мне так, передышку дал.

Наверху закричал Ромка.

— Сиди, — роняет Кир, на встрепенувшуюся меня. Я так хотела слинять, и такой повод подвернулся.

Кир встаёт из-за стола, и уходит наверх. Я смотрю на свою рыбу в тарелке, которую просто расковыряла вилкой, и даже не съела ни кусочка.

— Мам, вы поругались? — спрашивает Андрей, видя, какими взглядами мы обмениваемся с Киром.

— Нет, всё нормально, — вздыхаю я, — просто слегка повздорили.

— Мам, а можно на день рождения, я позову Женьку с Владом? — тут же переключается Андрей.

Ой, блин у сына же на этой неделе день рождение. Ну, мамаша!

— Конечно, сынок, так я и думала, — рассеянно улыбаюсь я.

Возвращается Кир, с Ромкой на руках. Малыш развалился на руке папаши, свесив ручки и ножки, только голова полностью в ладони Кира. Лежит, слюни пускает. Довольный, даже не требует его срочно накормить.

— Давай я подержу, а ты доешь, — предлагаю Киру.

— Сама давай ешь, — смотрит на мою тарелку Кир, укладывает Ромку на своё плечо, моськой назад, и, придерживая за шею, начинает, есть.

Андрей продолжает тему про день рождения, и мы немного отвлекаемся, напряжение слегка отступает. Но стоит нам оказаться наедине в темноте нашей спальне, когда все дети спят, я снова каменею, только представив, что мне предстоит раздеться перед ним. Я так не стеснялась, когда он, меня насильно раздел и разложил. А сейчас как представлю разочарование в его глазах, умереть охота. Тогда он был мне никто, а сейчас целый мир.

— Подойди, — Кир сидит на кровати, широко расставив ноги. По пояс голый, в пижамных штанах. И его кожа светиться в лунном свете, все рельефы мышц, и темные рисунки на виду.

— Кир… — я стою напротив. Только вышла из ванной, час плескалась, думала, уснёт. Комкаю в руках поясок от халата, и стою как вкопанная, смотрю в сторону.

— Я сказал, иди сюда, — рычит он и подается вперед, ловко цепляет мой подол и рывком притягивает к себе. — Юль, что происходит? — заглядывает снизу верх, в глаза.

Я собираюсь с духом, только никак не могу найти в себе сил, промолвить хоть слово. Кажусь себе дурой.

— Блядь, да что случилось? — ревёт Кир, совсем не заботясь, что может разбудить Ромку, и я бросаю озабочено взгляд на кроватку, стоящую у

стены

— Кир, мы можем отложить всё это, — начинаю я, понимаю, что его надо угомонить пока он не разошёлся совсем.

— Не вопрос, — хмыкает он, — если объяснишь, в чём дело!

Я потёрла лицо, и немного отстранилась. Его близость сбивала меня с толку. Аромат горячей кожи, жаркие ладони, что замерли на моей талии. И взгляд серых глаз, который режет, вскрывает все мои страхи. Я трепещу перед ним до сих пор. Особенно когда он так воинственно настроен. Особенно когда он по пояс голый, Особенно когда я сама сгораю от желания снова воссоединиться с ним по-настоящему.

Но я не могу!

Перешагнуть через себя, и закрыть глаза. Я так боюсь увидеть в его глазах досаду, когда он увидеть меня. Так боюсь, что лучше я в очередной раз встану перед ним на колени, и сделаю, минет, только бы он не раздевал меня и не рассматривал. Но только я хочу опуститься вниз, как он перехватывает меня, и насильно усаживает на свои колени.

— Я жду, твоих объяснений, красивая, — внимательно заглядывает в лицо, а сегодня такая лунная ночь, что никакого освещения не нужно всё и так видно. И моё смущение, и мою растерянность.

— Кир, я стесняюсь себя, — выдаю, наконец, я и отворачиваюсь, жду, когда начнет, смеется, или уверять, что все в порядке.

Но Кир молчит.

— Вот значит как, — наконец озадаченно произносит он.

— Да представь себе, я… я… у меня живот, и бёдра расползлись, и грудь словно две боеголовки, — разошлась я.

— Да красивая, я понимаю, что у вас у женщин всё тоньше устроено, но у нас у мужиков всё проще, — хмыкает он, и ловит мой подбородок, смотрит в глаза, — и я тебе по простому и скажу. Ты думаешь, я не знаю, что твоя фигура изменилась. Да я каждый твой изгиб знаю лучше, чем ты.

— Знаешь? — растерялась я.

— Знаю. И мне настолько по хуй, что там у тебя живот, не живот. Ты для меня всегда самая охуенная. Я от одного твоего запаха кончаю. От одних твоих ёрзаний на моих коленях, у меня уже стоит. Понимаю для тебя, возможно, это примитивно. Но я мужик, а ты моя женщина. Поэтому раздевайся, ложись и раздвигай ножки.

— Ты невыносимый пошляк, — я даже раскраснелась, хорошо в темноте, не видно было.

— Скажи ещё, что не знала об этом, когда замуж выходила, — усмехается он, и выпускает меня из рук. Я встаю, сперва поворачиваюсь спиной, но потом передумав, снова лицом к Киру.

— Давай, красивая, я долго не выдержу, рискуешь быть жестко отраханой, — хрипит его голос.

Он так и сидит, раскинув ноги, только откинулся на локти. Между ног отчётливо виднеется возбуждённый член.

— Кир! — возмущаюсь я.

— Я не шучу, — хмыкает Кир, видит, что я медлю.

Я развязываю поясок на халате, стягиваю его с плеч, потом тяну вверх сорочку. Медленно поднимаю её, и когда дохожу до середины бёдер скидываю её через голову.

— Блядь ещё и трусы надела, — ворчит Кир, и видимо не выдержав долгого томления, встаёт и подходит, — на что надеялась-то?