Ледовый десант
Шрифт:
«Сколько наглости, — подумал Илья. — Еще не известно, вернется ли из Испании, а уже мечтает о России? Еще посмотрим, проклятый фашист! Идешь за чужой головой — неси и свою!»
Летчик хотя и выпил уже много, однако понял, что его тост не понравился русскому эмигранту, и с подозрением спросил:
— Ты коммунист? Держишь курс на Испанию? Наши коминтерновцы записались в бригаду имени Тельмана. Да мы им всем снесем головы своими бомбами! Ха-ха-ха!.. Пей, эмигрант, за нашу победу!..
В это
Четыре часа.
Пальцы покалеченной руки полковника Веденского нажали на ключ.
Стрелки приборов качнулись вправо и застыли, показывая силу тока, только что переданного в приемник, вмонтированный в заряд огромной силы под зданием на улице Дзержинского.
Быстро перестроили передатчик.
Веденский снова нажал на ключ. Глаза его были прищурены, словно он прицеливался через оптический прицел снайперской винтовки.
Еще один сигнал полетел к заряду на улице Дзержинского.
В аппаратной наступила тишина. Веденский положил голову на столик.
— Снова как на вокзале в ожидании поезда, — сказал Михалюта. — «ЗСТ-5» выйдет в эфир лишь в десять часов утра… Я давно хотел спросить вас, Илья Гаврилович. Этот самый фон Браун случайно не родственник немецкому физику фон Брауну? Накануне войны я писал курсовую работу на тему: «Спонтанный распад тяжелых элементов». Пришлось почитать несколько иностранных журналов. Там я и наткнулся на сообщение Вернера фон Брауна.
— Да, Гнат. Харьковский генерал — кузен того физика, — поднял голову Веденский.
— «Спонтанный распад тяжелых элементов», — повторил Дмитрич. — Каких именно?
— Урана, тория и протактиния.
— И как оценили курсовую? — поинтересовался Степаныч.
— Не успели — война началась. Да и тема заслуживает не курсовой, а фундаментального исследования. Этой проблемой занимаются физики во многих странах и уже перестали публиковать сообщения о своих экспериментах. Засекретились.
— Самовар вскипел, — Дмитрич пригласил Веденского и Михалюту в соседнюю комнату. — Здесь будете и отдыхать. Стол накрыт.
Чаевничали недолго, потому что все были утомлены, хотели спать. Михалюта улегся на канапе. Веденский рядом — на койке.
— Почему ты, Гнат, мало сахара положил в чашку с чаем? Или мне показалось? — нарушил молчание Илья Гаврилович.
— В детстве я съел свое, и больше не тянет на сладкое, — ответил Михалюта, укрываясь жестким одеялом.
— Матушка баловала сладостями?
— Ага… Всех нас так баловали, что недостаток калорий мы пополняли возле центрифуг. Теперь даже не верится, что я мог выпить
— Вон оно что! И вкусно было?
— Объедение! Особенно когда закусываешь соленым огурцом или листом квашеной капусты.
— Со смаком ты рассказываешь. А я подумал было, что твоя мать закормила тебя конфетами.
— Неужели я на такого похож? — усмехнулся Михалюта. — Я ведь из рабочей семьи!
— В твоем голосе гордая нотка. Значит, интеллигентов считаешь людьми второго сорта?
— Не интеллигентов, а мещан.
— Это хорошо, — Веденский помолчал. — На фронт добровольно пошел?
— Писал заявление в военкомат, как и многие студенты. Да и кто даст броню двадцатилетним хлопцам, когда на фронте льется кровь?
— И все-таки война — это тоже жизнь, — задумчиво произнес Илья Гаврилович.
— До этой минуты я считал наоборот: война — это смерть, — не согласился Михалюта. — Вы, наверное, имеете в виду свою жену Анну-Луизу. Ведь если бы не война, вы бы с нею, возможно, и не встретились.
— Философ ты, Гнат, — вздохнул Веденский. — Ладно, давай спать…
4
Михалюта раскрыл глаза и увидел улыбающееся лицо Ильи Гавриловича. Веденский был уже одет. На гимнастерке сверкали два ордена Красного Знамени, а в петлицах горели четыре шпалы. Он вынул карманные часы и укоризненно показал на циферблат.
Михалюта глянул в окно, прищурился. Вокруг белым-бело: ночью выпал снег.
— Через десять минут начнется сеанс радиосвязи, — напомнил полковник.
Гнат натянул сапоги и вышел во двор. Стал хватать пригоршнями свежий снег, растирать им лицо, руки, грудь. Умывался и думал о радисте с позывными «ЗСТ». Он должен выйти в эфир через несколько минут.
«Где он? Под Харьковом в лесу, в парке или в руинах на какой-нибудь улице?.. Если мина сработала от сигнала рации, то это означает, что можно управлять по радио не только взрывными устройствами на большом расстоянии. Очевидно, об этом думал и Веденский со своими минерами. Мины — это временно, вынужденно, а управление аппаратами, машинами на расстоянии с помощью радиоволн — это вопрос близкого будущего…»
В комнате, где они отдыхали, Гнат раскинул две антенны, подсоединил к рации анодные батареи и катодные сухие элементы, надел наушники и включил рацию на «прием». Среди разнотонного писка нашел позывные «ЗСТ-5» и поворотом ручки отрегулировал четкость сигнала. Потом переключил рацию на передачу, оповестил кодом, что готов принять радиограмму.
Михалюта стал записывать на листе бумаги столбики цифр. Слышимость была не очень хорошая, и он напрягал слух, чтобы без ошибок принять радиограмму.