Ледовый десант
Шрифт:
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Илья Гаврилович.
— Принял, — ответил Гнат. — Сейчас расшифрую. Подождите еще несколько минут.
«Как долго!» — подумал Веденский. Он давно уже убедился, что вся его жизнь складывается вот из таких напряженных секунд, минут и часов.
Наконец Михалюта одернул гимнастерку, поправил ремень, будто он ему жал, и вслух прочел:
— «Убит генерал фон Браун и пятнадцать офицеров из штаба 61-й пехотной дивизии, которые были на банкете и там ночевали. Детально о результатах и других взрывов сообщим вечером
Михалюта думал, что полковник запрыгает как мальчишка от радости. Но Веденский лишь сказал, глядя куда-то сквозь стену:
— Дали бы нам, Гнат, добро на массовое изготовление таких мин.
— Да мы тогда подняли бы в воздух и самого Гитлера! — воскликнул Михалюта. И уже тише добавил: — Неужели и теперь будут сомнения у ваших противников — изготовлять или не изготовлять эти мины? А знаете, я почему-то уверен, что сигнал можно подать даже с моей маломощной рации. Какая, в конце концов, разница для приемника, вмонтированного в заряд? А, Илья Гаврилович?
— Это хорошо, что ты любишь искать и экспериментировать, а не идти проторенными путями. Для политехника это необходимо, это — характер. Иначе тебе тут нечего делать. А сейчас лично от меня большая тебе благодарность за участие в этой операции. — Веденский обнял Михалюту.
Зазуммерил телефон. Полковник взял трубку.
— Поздравляю тебя, Илья Гаврилович, твоих коллег-инженеров и старшего сержанта с выполнением задания! — раздался в трубке взволнованный голос Шаблия. — Прекрасная работа!
— Вот если бы такого же мнения были и товарищи, от которых зависит дальнейшее развитие этого дела, — сказал, вздыхая, Веденский.
— Начальству виднее. Кстати, тебя откомандировывают временно на другой фронт.
— Да ты что! — возмутился Веденский. — Только наладишь какую-нибудь серьезную работу и тут собирай вещевой мешок! И куда меня хотят отправить?
— На Азовское море, пока лед не тронулся.
— При чем здесь лед? — удивился Веденский. — Такой старт! И вот тебе на… Поезжай на Азовское море.
— Возвращайся, обо всем узнаешь. Скажу лишь одно: солнышко припечет, и ты снова к нам, чтобы не перегрелся на пляже, — пошутил Шаблий.
— Хорошо. Возвращаемся, — понурым голосом ответил Веденский.
— Возьмите и меня с собой, товарищ полковник, — прошептал Михалюта. — Очень вас прошу.
— Ну что ж, — повеселел вдруг Веденский. — Собирайся, Гнат. Поедем с тобой ловить тюльку…
Михалюта всю дорогу до аэродрома молчал. Перед его глазами то и дело представала Наташа — загорелая, обветренная степными и морскими ветрами, со взвихренными волосами, ниспадавшими на плечи. Слышался ее кокетливый голос: «Мой адрес? Село на берегу Азовского моря, крайняя хата над яром, возле моста…»
Скоро он окажется с полковником на этом Азовском море, правда на южном берегу, северный захвачен немцами.
Гнату снова вспомнился шумный, встревоженный Харьков, Южный вокзал, откуда он провожал Наташу копать противотанковые рвы и окопы.
«Добралась ли она
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
1
Наташа нравилась не только Гнату. На нее заглядывались парни и из ее села на берегу Азовского моря, и в Харькове. Но особенно неравнодушным к ней был преподаватель техникума, где она училась, Анатолий Петрович. За него можно было выйти замуж и жить, как говорили подруги, словно за каменной стеной. Но ведь ему уже под тридцать. А ей лишь восемнадцатый год пошел.
Гната она вспоминала чаще, чем других поклонников. И когда ехала на рытье окопов в тряском грузовике, ей чудился его голос, мягко выводивший: «Повій, вітре, на Вкраїну…» В этой песне был намек на измену девушки. Они не раз тихо пели ее с Гнатом, сидя на рельсах заброшенного железнодорожного пути станции Основа.
Каждую субботу она приезжала на трамвае на станцию и там поджидала прихода поезда Ленинград — Мариуполь. И всегда встречала Гната, едущего в обратном направлении. Встречи эти были короткими. Другие же свидания на улицах Харькова, у кинотеатров, в скверах они словно откладывали на потом, тем более что май — июнь — пора экзаменов. Откладывали, ибо не знали, что начнется война.
На рытье окопов со студентами двух старших курсов техникума приехал и Анатолий Петрович. Они работали в августовскую жару почти без передышки с зари до зари. Наташа верила, что от того, какими глубокими будут их окопы, зависит, пройдут ли дальше, до Гадяча, до Ахтырки, до Котельвы, немцы. Именно до этих городов, потому что за ними уже недалеко и Харьков. А Харькова фашистам, конечно, никогда не увидеть.
Так самоотверженно комсомольцы работали разве что на строительстве Харьковского тракторного и на Днепрогэсе. Об этом Наташа знала из книг, из рассказов старших.
Вместе со всеми копал окопы и Анатолий Петрович: полнотелый, с животиком, из-за которого девчата прозвали его «кавунчиком». Он частенько подходил к Наташе и говорил: «Отдохни, а я твою норму довыполню!» — «Довыполняйте!» — отвечала она обрадованным голосом, вытирая пот с лица. А девчата посмеивались: «О, кавунчик уже подкатил к своей дыньке!»
Вот и снова подошел.
— Нам надо серьезно поговорить, — сказал негромко Анатолий Петрович. — И сегодня же! А то будет поздно.
— О чем? — пожала недоуменно плечами Наташа.
— О том, как нам быть дальше. Ты ведь слышишь? Гремит — все ближе и ближе. Наши окопы и рвы не понадобятся.
— Да, уже сколько красноармейцев прошло мимо, не останавливаясь в этих рвах и окопах. И все же требуют копать.
— И я о том же говорю. Надо уходить отсюда, — прошептал Анатолий, вытерев вспотевшую лысину. — Я договорился с председателем колхоза, он даст подводу, наберем харчей и уедем куда-нибудь подальше.