Ледовый десант
Шрифт:
— Как с поддержкой с воздуха? — спросил Майборский.
— Через час штурмовая авиация начнет обрабатывать линию фронта. Я дал приказ, чтобы не меньше двенадцати «илов» сопровождали вас в течение дня. Будет помогать вам авиация и во время боя за переправу через Десну.
— На душе всегда легче, когда видишь вверху свои самолеты, — улыбнулся Майборский.
Командующий фронтом и комбриг вышли из хаты.
Майборский направился через двор на огороды, где находились пять тяжелых танков «КВ» штаба сводного отряда.
Ватутин открыл калитку. Возле ворот стоял его бронетранспортер, а неподалеку серела запыленная «эмка»
Семен Кондратьевич выбрался из машины (он только что подъехал), стряхнул с галифе пыль.
— Как там? — спросил Ватутин, когда узнал, что Шаблий был на переправе.
— Начинают строить деревянный мост. Солдатам помогают сотни жителей из окрестных сел. Саперы готовят паром для танков. Привезли две пустые цистерны из-под бензина. Работа кипит, и Днепр тоже. Стрельба не утихает…
— А как наша авиация?
— Сражается с немецкой над Днепром.
— Наши летчики должны до конца использовать свое преимущество в небе, — строго произнес Ватутин. — О том, что сводный танковый отряд идет во вражеский тыл, вы, конечно, знаете? Армейские части сделают все, чтобы как можно быстрее прийти к партизанам, захватившим «пятачки» на Днепре к северу от Киева.
— Шесть таких «пятачков» на Днепре и один на Припяти.
— Молодцы! — кивнул Ватутин. — Однако тот край — сфера деятельности войск фронта генерала Рокоссовского. Мы с ним договорились о взаимодействии на Днепре… По глазам вижу: у вас что-то неотложное ко мне?
— Да. Вы, товарищ генерал, сейчас сказали, что нужно до конца использовать преимущество нашей авиации. А мы порой игнорируем данные разведки.
— Конкретней, — нахмурился Ватутин.
— Командир партизанского отряда Янкелевич два дня назад пришел со сведениями о дислокации немцев вокруг букринского изгиба Днепра. Но эти ценные сведения так и не попали к нам в штаб. Майор Добрин из стрелкового корпуса никак не мог выяснить личность Янкелевича. Теперь время потеряно. Дислокация у немцев меняется чуть ли не каждый час. Думаю, если бы в штабе фронта знали о разведданных Янкелевича, были бы приняты какие-то меры. Может, нам удалось бы захватить больший плацдарм возле Зарубенцев и Григорьевки. А может, и Днепр форсировали бы в другом месте.
— Какая безответственность! — гневно сжал губы Ватутин. — Как важен был для нас каждый «язык» с того берега два дня назад, вчера, даже прошлой ночью. Когда же мы научимся видеть дальше своего носа?
— Сведения собирали десятки партизан, подпольщики. Все данные Янкелевич нанес на карту. А кончилось тем, что его отослали в колонну немецких военнопленных. Вот так, Николай Федорович.
— Где сейчас Янкелевич?
— Я выдал ему новое удостоверение, и он поехал к Днепру строить мост.
К ним подошел Майборский. Он уже переоделся. Был в комбинезоне и танкошлеме.
— Разрешите, товарищ генерал армии, обратиться к генерал-майору Шаблию?
— Вы знакомы? — поднял удивленно брови Ватутин.
— Знакомы, — сказал Шаблий, обнимая Майборского. — Политрук ты наш! Это на границе… А сейчас… Рад тебя видеть, Виктор Петрович!
— Разделяю радость такой встречи, — улыбнулся Ватутин. — Извините, но я должен ехать.
Вскоре бронетранспортер Ватутина тронулся с места и помчался по улице в сторону Переяслава, к Днепру.
Последний раз генерал Шаблий встречался с Майборским, тогда еще подполковником, в столичной гостинице «Москва» в конце марта сорок
— У нас еще с четверть часа до выхода танков в рейд, — сказал Майборский.
— Как звучит: «Рейд танков»! — улыбнулся Шаблий. — Знаю, что этот рейд задуман и как ответ на тревожные радиограммы партизан.
Они подошли к штабным «КВ».
— В сорок первом и сорок втором на «КВ» и «тридцатьчетверке» пушки были короткоствольные и меньшего калибра. Теперь не то… — сказал задумчиво Шаблий. — Я слышал, что у вас, Виктор Петрович, есть и танк «Пятая застава». Это правда?
— Теперь в моде длинноствольные пушки. Их начали ставить после появления «пантер» и «тигров». А что касается вашего вопроса, танк «Пятая застава» в моей бригаде есть всегда, даже если сгорит машина. Это — как эмблема бригады! Есть у нас и танк «Капитан Тулин»…
— Ну молодец, Виктор Петрович! — воскликнул Шаблий.
— Есть у нас и машины, названные именами танкистов, которые погибли, сгорели. Эти танки — наша боевая история, эстафета подвига, передаваемая молодым танкистам.
— А у партизан есть два радиопозывных — «ЗСТ-пять» и «ЗСТ-пять-Л», — похвалился Шаблий. — Первый — «пароль» моего Андрея, а второй — Леси Тулиной, хорошо известной тебе дочери начальника заставы.
— Вот как! — лицо Майборского слегка порозовело. — Вы так говорите, будто не я вам еще из госпиталя в сорок первом писал, чтобы дали мне адрес Леси… Кстати, один мотострелковый батальон и две противотанковые батареи мы оставим в Литках. Они пойдут на помощь отряду, в котором находится. Леся Тулина… А что касается длинноствольных орудий на танках, то вы сказали правильно. Танки стали более мощными и красивыми с такими орудиями. Ради этого мы и взяли в плен полгода назад «королевского тигра» и отправили его в Москву, чтобы там на танкодроме командующий артиллерией генерал-полковник Воронов и генерал-полковник бронетанковых войск Федоренко лично увидели это чудо немецкой техники и решили, как удвоить огневую мощь наших танков. Советские конструкторы настоящие гении! Еще до войны они предвидели, что на танках необходимо будет заменять орудия калибром вдвое большим. Поэтому и сконструировали просторной башню. Немцы же до сих пор не могут поставить на старые танки пушки, которые пробивали бы броню «тридцатьчетверки» и «КВ», и вынуждены создавать новые конструкции, много в чем позаимствованные у наших «Т-тридцать четыре» и «КВ». Средний танк «Т-пять» назвали «пантерой», а тяжелый «Т-шесть» — «тигром». А есть еще и «королевский тигр» — «Т-шесть-В».
— Любят фрицы хищников — пантеру, тигра. А у самих норов хищницкий. Недавно подпольщики из Киева сообщили: фашисты вывезли в Германию из Публичной библиотеки Академии наук Украины триста двадцать тысяч редких, древних рукописных книг и журналов, содрали со стен соборов четырнадцать фресок, в том числе четыре в Михайловско-Золотоверхом монастыре, — с болью произнес Шаблий. — Они подчистую выпотрошили из церквей драгоценные вещи культа, ограбили музеи. А эсэсовский штурмбанфюрер Вассерман, художник, охотился за саблей моих предков, довел из-за нее до смерти тетку Софию Шаблий.