Ледяное озеро
Шрифт:
– Какую встречу?
– Мы встретимся с тобой и позавтракаем рядом с домиком на льду, где убили Стетлера, скажем, часиков в восемь. Годится? Потом, когда ты хорошо выспишься, на свежую голову внимательно осмотрим место преступления. А я, со своей стороны, буду, скорее всего, в таком же мерзком настроении, как и сейчас.
Мэтерз уже собрался было что-то возразить. Он знал, что у напарника много своих проблем. Сегодня они отчасти сводились к физическим, но он помнил, что отец Санк-Марса при смерти и ночью на его дом было совершено нападение. Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы злиться на начальника или упрекать его в раздражительности.
– Я все сделаю.
– И еще одно. Давай-ка заскочим к тебе. У тебя ведь наверняка есть в аптечке что-нибудь от желудка. Или, если хочешь, высади меня около какой-нибудь аптеки.
Мэтерз был уже на взводе.
– У нас по дороге будет аптека, Эмиль. Там вы сможете купить себе это чертово лекарство.
Санк-Марс удивленно посмотрел на него.
– Мне бы надо было знать, что ты такой же, как все. Никчемный ты человек, Билл.
– Вы сами знаете, Эмиль, куда можете засунуть ваш комплимент, – хмыкнул Мэтерз. – Но сначала давайте купим вам лекарство.
Глава 12
Опасные связи
Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.
Из небольшой ниши в толстой каменной стене молодая женщина смотрела вниз на озеро, на необозримое заснеженное пространство и мерцающие отблески солнечных лучей, игравших на окнах домов в селении. Нараставшее чувство одиночества, угнездившееся в ней с недавних пор, все больше выводило ее из равновесия. Люси Габриель к жизни относилась своеобразно, ей казалось, что дух ее свободно витает, возносясь по солнечному лучу. Она представляла, что, как в старину печальная дама, сидит в мрачной темнице и ждет рыцаря, который вызволит ее из заточения. От такого сравнения ей становилось тошно, потому что, несмотря на подавленное состояние, тревогу и болезненное, непривычное ей одиночество, она была человеком действия. Люси сама хотела разделаться со всеми драконами и разрушить стены темницы. Больше всего ей нравились волшебные сказки Англии, хотя она хорошо знала легенды и мифы своего народа. Она знала время и культуру, в которой живет, но порой ей представлялось, что она существует в разные времена и в разных культурах, пересекая границы и людские сообщества. Она работала среди ученых, была тесно связана с индейскими активистами, доводилось ей общаться и с преступниками. Девушка нередко ездила в город развеяться, но у нее и в мыслях не было уезжать от своего народа – она считала себя его дочерью. Сейчас Люси не могла оставаться в резервации, ей надо было скрываться, а самой это сделать было непросто, и поэтому ей приходилось отсиживаться в этой башне, упрятанной от мира, напуганной людьми и силами, которые не были ей известны.
Она обернулась и взглянула на сидевшего у нее за спиной мужчину. Брат Том регулярно ее навещал, хотя задерживался в ее комнате всего на несколько минут. Поскольку он дал обет молчания, их беседы носили сугубо односторонний характер.
– Мне, брат Том, надо отсюда ненадолго выбраться.
Он лишь поднял на нее взгляд и как-то криво усмехнулся, видимо, давая понять Люси, что не очень одобряет ее затею.
– Я серьезно тебе говорю. В этих стенах я не смогу себя защитить. И это не вопрос дурацкой безопасности, это связано с тем, что мне надо выяснить, кто, что и когда сделал. Выяснить, а потом доказать. Я единственный человек, который может это сделать.
Монах сидел на стуле с деревянной спинкой. Девушка поставила перед ним второй стул, села на него и склонилась к молчаливому собеседнику. Каждый раз, когда он ерзал, стул жалобно поскрипывал.
– У меня в гараже под домом стоит машина. И парень там один снег постоянно расчищает. Он не знает, что я здесь, просто чистит его, пока я не попрошу прекратить. Так вот, братец, если мы получим с тобой машину, сможем отсюда выбраться.
Может быть, оттого что Люси была не в резервации, она специально надела рубашку с индейскими украшениями и вышивкой. У нее было много рубашек с символами могавков, но она несколько лет подряд ездила на всякие сходки и собрания, где продавали индейские сувениры со всего континента, и каждый раз покупала себе там ювелирные украшения и одежду других индейских народов. Теперь она была в рубашке племени навахо, а ее джинсовую юбку украшала вышивка умельцев сиу.
– Здесь внизу полно места для парковки. Если у нас будет тачка, мы сможем выбираться отсюда, когда захотим, – и ты, Томми, если захочешь, будешь ездить со мной. Я не против. Мне совсем не по душе просто так сидеть здесь все время сложа руки и задницу протирать – извини, если не то ляпнула, – пока мне кто-то пытается всю жизнь изгадить! – Она уперла руки в колени и жалобно смотрела ему прямо в глаза. – Томми, брат Том, я знаю, ты думаешь, что сможешь спасти меня от опасности. Но если я все время буду здесь торчать, опасность меня будет подстерегать в другом месте, где ты ничем мне помочь не сможешь. Ты мне только мешаешь. Надо отсюда выбраться. Свои проблемы могу решить только я сама.
Говоря с монахом, она смотрела ему прямо в глаза, как будто взглядом хотела втолковать свои слова. Девушка нередко замечала, что люди подчас не могут устоять против ее эмоционального напора. Потому она и не сводила глаз с брата Тома. Сидя за небольшим сосновым столом со скрещенными на груди руками, он пытался увильнуть от ее пристального взгляда, и стул его постоянно поскрипывал.
Казалось, он размышляет над ее словами. Она особенно не рассчитывала на его поддержку, но в его глазах Люси не заметила ни осуждения, ни резкого протеста против ее просьбы. Когда, в конце концов, она сжалилась над ним и отвела взгляд в сторону, ей показалось, что у нее появились какие-то шансы получить положительный ответ на свою просьбу.
– Брат Том, – просто сказала она, не глядя на него, – мне нужна твоя помощь.
Он кивнул, но она так и не поняла, что означает этот жест, договорились они о чем-то или нет.
Пока муж ее наверстывал днем упущенное ночью и спал, Сандра Лоундес покормила лошадей и привела все в конюшне в порядок. Она была довольна, что днем муж приехал домой, несмотря на то, что теперь он спал, а перед тем, как лечь, предупредил ее, что вечером снова уедет по делам. Ей все равно доставляло радость, что после этой страшной ночи он был рядом.
Сандра еще в детстве знала, что ее жизнь будет связана с лошадьми. Ее привязанность к животным была чем-то схожа с отношением к школьным приятелям. Она была уверена, что надежды родителей на то, что в один прекрасный день ее интересы изменятся, были заблуждением. Они считали, что уход за лошадьми воспитает в дочери чувство ответственности, что спорт привьет ей привычку к здоровому образу жизни и поможет получить образование. Но необходимая наезднику дисциплина должна была подготовить ее к чему-то другому – к карьере юриста, может быть, к медицинскому образованию. Хоть напрямую об этом никогда не говорилось, в детстве и юности ее отец, не имевший сыновей, очень хотел, чтобы дочь его вышла в люди. Сама Сандра решила для себя, что для воплощения в жизнь надежд, которые он на нее возлагал, нужно потратить слишком много времени. И его планы отвлечь ее от лошадей ее не устраивали.
Отец скончался от инсульта, когда Сандра только начала заниматься американской литературой в Университете Брауна. Она была отчасти рада, что ей не пришлось ему перечить, потому что ни за что не согласилась бы посвятить жизнь юриспруденции или политическим наукам. Без конфликта здесь бы не обошлось. Она уже заготовила доводы, которые могла ему противопоставить, и некоторые из них даже высказала матери. Теперь тяжелый разговор с отцом ей не грозил. Он, угасая на глазах, лежал на больничной койке, а она гладила ему руку и шептала что-то ласковое. Через два месяца, накануне экзамена, ей сообщили, что отец скончался.