Ледяное озеро
Шрифт:
Хонигваксу понадобилось сделать над собой усилие, чтобы воздержаться от звонка Камилле Шокет. Такую ошибку он сейчас никак не мог допустить.
Его угнетало что-то еще, но он никак не мог понять, что именно. Это не была совесть в прямом смысле этого слова. Боже праведный, ведь его можно обвинить в смерти десятков людей при проведении эксперимента по разработке нового лекарства – как же он мог чувствовать угрызения совести от того, что застрелил лишь одного человека, если его совершенно не беспокоила смерть десятков людей? В любом случае, Энди не заслуживал того, чтобы оставлять его в живых. Он был предателем и прохвостом и к тому же подонком и бандитом. Убив его, он скорее сделал обществу одолжение. Раскаяний по поводу убийства Эндрю Стетлера Хонигвакс не ощущал. Ему не раз доводилось и раньше сталкиваться с кровью и трупами – как животных, так и людей. Бывало, он голыми руками копался в животах обезьян, собак, кошек и крыс, изучая результаты экспериментов со смертельным исходом, причем пару раз ему приходилось это делать, когда звери еще дышали, а их испуганные маленькие сердца трепетно бились. Крови он не боялся. И тем не менее смерть Эндрю Стетлера почему-то не давала ему покоя. Он все время мысленно возвращался к реву снегохода за тонкой стенкой и как дернулся при выстреле в руке пистолет. Стрелять в живого человека было убийством совсем другого рода. Он не мог забыть, как голова Энди стукнулась о лед, как будто по ней ударили кувалдой, а тело сразу забилось в агонии.
Нет, угрызения совести его не мучили. И отвращения он не испытывал. Он все пытался понять, что же, собственно, не давало ему покоя, почему эти картины не шли у него из головы, воспоминания его завораживали. Хонигвакс постоянно возвращался к моменту убийства, потому что ему хотелось снова испытать это ощущение – не убить кого-то еще, спаси, Господи! – он не был, конечно, маньяком, но ему почему-то было жаль, что нельзя повторить ощущения, которые он испытал в тот момент. Чувство возбуждения, охватившее его при приближении мгновения выстрела, сам момент выстрела, когда он нажал на спусковой крючок, сознание того, что в следующую секунду он должен будет это сделать и довести дело до конца, то, как дернулась при выстреле голова Стетлера, момент перед самым выстрелом, отдачу пистолета в руку, радость, когда тело Энди отбросило вниз, потому что именно в тот самый миг, в то волшебное, потрясающее мгновение он осознал свое могущество. Именно в эту долю секунды у него возникло странное чувство космической связи, в чем-то созвучное звездам, обратившим на него внимание. Тот момент стал событием в его жизни. Событием, которое невозможно забыть. Хонигвакс вновь и вновь прокручивал его в голове, воспроизводил в памяти неповторимое ощущение, которое испытал тогда на льду. И время замирало, останавливалось, пока он пребывал в трансе.
Он, по сути дела, не переставал об этом думать, зажав в руке скользкий от мыльной пены возбужденный половой член. Он понимал, что надо взять себя в руки и вернуться к будням повседневности. Но его будни, как оказалось, начались с визита к нему спозаранку Эмиля Санк-Марса, и еще его ждал один неизбежный визит, который ему очень хотелось бы отложить в долгий ящик. С людьми, которые должны были его навестить, встречаться ему хотелось как можно реже.
Секретарша проводила посетителей к нему в кабинет с дежурной жизнерадостной улыбкой, проворковав что-то напевным голоском.
Первый из вошедших мужчин улыбнулся и протянул руку, хотя перчатку не снял. Его неестественно жесткие волосы цвета воронова крыла, возможно крашеные, были зачесаны назад и набриолинены. Хонигвакс знал о нем только, что его зовут Жак, он часто задавал себе вопрос, были его волосы естественными или мужчина носил парик. Человека в прилизанном парике увидишь нечасто, хотя в этом мире трудно быть в чем-то абсолютно уверенным. Посетитель обменялся с Хонигваксом рукопожатием, а двое других вошедших в кабинет громил остались стоять у двери. Они закрыли ее и встали по бокам, причем каждый держал одной рукой другую внизу живота.
Хонигвакс предложил посетителю сесть. Мужчина снова улыбнулся, но вместо кресла присел на угол широкого письменного стола.
– Вам ясно, зачем я к вам заехал?
– Не очень, – ответил Хонигвакс.
Посетителя его ответ не удивил.
– Если не врубаетесь – поясню. Энди работал в вашей компании, он должен был быть под вашей крышей. Или вы считаете, что когда наших ребят мочат, нам с корешами это по барабану? Вы так думаете, мистер Хонигвакс?
Поскольку двое других бандитов стояли у двери, Хонигваксу не хотелось быть ниже их, и он остался стоять, так и не решившись сесть в кресло.
– Простите, сначала я не очень понял, о чем идет речь. Это просто несчастье. Мы все потрясены.
– Да неужели?
– Да, конечно! У меня и в мыслях не было, что такое может произойти.
– Это хорошо. Потому что, если бы у вас было что-то в этом роде на уме, вам не стоило бы об этом даже заикаться. Или я не прав?
– Вы абсолютно правы, – согласно кивнул Хонигвакс, но, говоря это, он почувствовал, что капкан захлопнулся, как будто мощный беспощадный кулак нанес ему сокрушительный удар по голове.
– И что бы вы в таком случае сделали?
Мужчина был ниже его ростом на целый фут, но одет был, как и хозяин кабинета, – с иголочки. На ногах у него были остроносые туфли, и нос у него был острый, скулы высокие, лицо рябое. Лоб пересекали глубокие изломанные морщины, по цвету кожи было понятно, что зимой он регулярно ездит на юг. Волосы его – натуральные или искусственные – были приглажены к самому черепу. Среди этой троицы он явно не был самым сильным. Хонигвакс прекрасно знал, чьи интересы он представляет, он был осведомлен и о том, что в известных кругах этот человек был далеко не последней величиной. Тот факт, что он пожаловал сюда собственной персоной, а не послал какого-нибудь бандита средней руки, показался ему обнадеживающим – как знак своего рода уважения. Хотя по-другому и быть не могло, ведь Хонигвакс нес ответственность за десятки миллионов долларов, принадлежавших сообщникам этого человека.
– Что вы имеете в виду?
– Как бы вы с нами связались?
Хонигвакс закивал.
– Вы правы, вы правы. Я не знаю, как это сделать. Я мог связаться с вами только через Энди, и… – Он слегка развел руками, желая показать, в каком беспомощном положении очутился.
– И поэтому вы просто решили забыть о нашем сотрудничестве?
Хонигвакс попытался выдавить улыбку, но это ему удалось с трудом.
– Нет, я подумал, что вы сами со мной свяжетесь.
– Значит, вы рады, что я к вам заскочил? – озадачил его мужчина. Одна его нога упиралась в пол, другой он покачивал в воздухе.
– Да, конечно. В определенном смысле это именно так.
– Мы вас забывать не собираемся, и вам это прекрасно известно.
– Конечно, нет. Естественно.
Мужчина кивнул и на какое-то время упер глаза в пол. Потом поднял взгляд и огорошил его неожиданным вопросом:
– Это вы замочили Энди?
– Нет, – яростно запротестовал Хонигвакс, – нет…
– Если вы его прикончили, у вас могли быть на это свои причины. Иногда у людей бывают всякие причины. Давайте-ка мы их с вами перетрем. Может быть, Энди стал вставлять вам палки в колеса?
– Нет, Энди был… Энди был отличным парнем, просто отличным. Он был замечательный.
– И я так считаю, – с ударением сказал посетитель. – Энди был парень что надо. Он мог изобразить кого угодно. Сами знаете, у него был талант. Кем угодно мог стать. Хотя, может быть, вы этого не усекли. Он мог смотреть на вещи по-другому, чем большинство людей. Он видел то, о чем мы и не думали. Энди был крутым парнем.