Ледяное сердце
Шрифт:
Она слышала всё…
Как Гарза командует армией служанок, метущих, скребущих и моющих…
…откуда только успело взяться столько слуг?
А Кудряш, насвистывая, принимает обозы со всякой снедью и отправляет их на кухню…
… видимо, готовятся к встрече с Турами.
Как Ирта в нарядной одежде, собрав волосы в хвост, со штандартом в левой руке выезжает во главе отряда встречать прибывающих гостей…
…сегодня приезжает Карриган.
А Оорд замер в ритуальной башне, глядя недоумённо на Родовой камень, а тот пылает ярко-голубым светом,
…и он не понимает, что с ним происходит…
Как Дитамар сидит на подоконнике, обняв колени, и задумчиво смотрит на закат…
…он спокоен и умиротворён, и он счастлив… почти.
Она не слышала только Эйвера. И не чувствовала его, только стену. Ту же самую стену, что и вчера. И от этого ей сделалось горько и больно.
Почему он прячется от неё?
Но ведь она тоже от него прячется. И она тоже воздвигла стену, чтобы он не понял и не узнал. Только вот это для его же блага, ведь когда Дарри уедет, тогда можно будет ничего не скрывать.
В северном крыле царил полумрак и тишина. Кайя ступала на носочках, осторожно, чтобы не стучать каблуками по камням. Подошла к окну, открыла медленно, лишь бы не скрипнули петли, встала на цыпочки, разглядывая старый вяз в прозрачной вуали жёлтых листьев.
Никого.
Наверное, ещё рано. Ещё недостаточно темно.
Она постояла у стены, глядя, как размывается и тает линия горизонта на холме, как жёлтая трава теряет свои краски и первые звёзды рассыпаются веснушками на тёмном лике неба. Скоро встанет луна, и будет светлее, но пока на границе дня и ночи уже было сумрачно, а под стеной замка совсем стемнело.
Кайя вслушивалась, но не слышала ни звука, ни шороха. Она снова выглянула в окно и позвала шёпотом:
— Дарри?
Тишина.
— Дарри?
Мимо пролетела ночная птица, скорее всего сова, и где-то вдали зашлись в тоскливом вое горные волки.
— Ждёшь своего друга? — раздался сзади знакомый голос.
Негромко, но прозвучал, как удар хлыста. Она вздрогнула и обернулась.
Как он подошёл так тихо?!
Эйвер стоял в трёх шагах, прислонившись к стене плечом и скрестив на груди руки. Маска скрывала лицо, сливаясь с чёрной кожей жилета и рубашкой. Лишь глаза его светились в темноте янтарём.
Кайя прижалась к холодному граниту пылающими ладонями и почувствовала, как лицо заливает краска.
Он знает. И возможно, он всё это время знал.
О, боги!
И ей стало страшно и стыдно.
Быть может, он уже убил Дарри.
А стыдно за то, что теперь Эйвер подумает о ней. Что она его предала.
И она не знала, что сказать. И он тоже молчал. Только глаза сияли.
Он смотрел на неё, их обволакивала тишина, только где-то вдали ухал филин, и осенняя прохлада, пробираясь в окно, заставляла ёжиться. Мысли в голове Кайи метались и бились, как птицы в клетке, но она не знала, что сказать.
— Что же ты молчишь? — спросил он, наконец, и голос его был какой-то усталый.
Не злой, не яростный… разочарованный? Расстроенный…
Что ей ответить?
— Я не сделала ничего плохого. Я просто хотела передать письмо моему отцу, — смогла она, наконец, произнести и достала из кармана конверт.
— Идём, — Эйвер оттолкнулся от стены и указал рукой в сторону коридора.
— Куда?
— Не будем же мы говорить здесь, в темноте и на задворках, как воры, — ответил он с какой-то горькой усмешкой, — а нам есть, о чём поговорить.
И он зашагал по коридору прочь, размашисто и быстро, как ходил обычно, а Кайя пошла следом, чувствуя вину, обиду и стыд.
Почему всё так?
Они пришли в библиотеку. Не ту, в которой корпел над своими рукописями мэтр Альд. Другую. Парадную. Где вдоль стен стояли шкафы из красного дерева наполненные книгами в дорогих переплётах с золотыми тиснёными буквами на обложках. И лестница приставлена, чтобы доставать их сверху. Посреди комнаты — круглый стол на фигурных ножках, вокруг — кресла и пуфы. Камин горит ярко, а над ним висят на стене часы, похожие на те, что она видела в обеденном зале. Тёмные бархатные шторы прикрыты, и светятся камни у стены — большие кристаллы кварца, похожие на прозрачные пальцы, и друзы аметиста и турмалина, наполняя комнату мягким загадочным светом.
— Садись, — Эйвер показал ей на кресло перед камином, большое, широкое, обтянутое коричневой кожей.
А сам сел в такое же напротив, спиной к огню и светильнику слева от него, так, чтобы лицо его было в тени, закинул ногу на ногу и скрестил руки. И Кайя вспомнила — всё, как раньше. Как тогда, когда он заставлял её приходить в обеденный зал на завтрак. Как молчал и смотрел на неё, а она дрожала от страха. Только сейчас страха не было.
— Хочешь вина?
— Нет.
— Уже вечер, а, как я помню, ты не пьёшь вино только утром, — сказал он с усмешкой.
— Мне не нужно вино для этого разговора, — ответила Кайя с вызовом.
— Вот как? И ты не спрашиваешь, что я сделал с твоим, м-м… другом?
Кайя посмотрела на огонь, потом на Эйвера.
Он зол. Расстроен. Печален. Обижен. И ему больно. Из-за неё.
Да что она такого сделала?!
Ей хотелось сдёрнуть с него эту маску, увидеть выражение лица, понять, о чём он думает, встряхнуть, чтобы он не был таким холодным, и разрушить эту стену между ними. Зачем нужна была вообще Белая лента, если он прячется от неё теперь?!
— Не смотри так, как будто я посадил его на кол! Нет, я его не убил, как ты должно быть подумала. Он сидит в подземелье, а с ним и его люди, — Эйвер встал и отошёл к стене, прислонился к книжным полкам.
— Я так и не подумала! — воскликнула Кайя.
Почему? Почему ты прячешься от меня?
— Подумала, Кайя, подумала. Даже если бы ты захотела мне соврать, я всегда узнаю правду, — он оттолкнулся рывком, так, что огромный шкаф жалобно скрипнул, и, обойдя её кресло, встал позади, опёрся руками о спинку и, наклонившись к уху, произнёс негромко, почти шёпотом, — тебя выдают глаза…