Ледяной ветер азарта

Пронин Виктор Алексеевич

– Людей там не было?

– Откуда? Как только катавасия началась, всех с Пролива сняли. Личное указание Толыса.

– А катамаран как притащили?

– По воде... Не по воздуху же, – Жмакин усмехнулся.

– Слушай, ты что, издеваешься? Я и сам знаю, что по воде, а не по воздуху. Прошу – расскажи, как ты его тащил сюда! Волоком ли, своим ходом, буксиром, как?

– А зачем это?

– Надо мне. В газете потому как работаю.

– Ну?

– Нет, давай договоримся – сначала я спрашиваю, потом ты. Вот я и говорю тебе – ну? Увидели его под Александровском, а дальше?

Ну?

– Тут никакой вины Панюшкина нету, – Жмакин успокаивающе положил руку Ливневу на плечо. – Он людей снял, всех до одного велел снять. Хотели было оставить на катамаране дежурного, чтоб хоть сигналы какие подавал, – Толыс не разрешил. И вообще...

– Я знаю. Панюшкин большой человек, и вокруг на тысячу километров нет никого, кто бы сравнился с ним, кого бы рядом можно поставить. И что головастый ваш Панюшкин, каких свет не видел, тоже знаю. Не знаю только, как вы катамаран тащили.

– А, катамаран... Так бы и сказал... А я думаю, что мне про Панюшкина нужно говорить... Ведь он дал команду снять людей? Дал. Сняли людей? Сняли. Жертв не было? Не было. Все живы-здоровы.

– Понял. Он дал команду снять людей. А потом он же дал команду тебе и твоим ребятам пригнать катамаран обратно. Так?

– Точно. Тяжеленькое было дельце... Неприятное. У меня два самых неприятных дела в жизни было – развод с женой и доставка катамарана из-под Александровска.

– Про жену потом. Сейчас про катамаран.

– Про жену я не собираюсь. Она, кстати, в магазине продавцом работает. Вера ее зовут. Хорошая женщина, бедовая. Но есть и недостатки. Вот, к примеру...

– Катамаран! – закричал в отчаянии Ливнев.

– А, про катамаран можно... Ну что, неделю мы сквозь льды к нему пробивались. Льдов нагнало, скажу я тебе, чуть ли не от самой Чукотки. А у нас катерок слабый, мотор – одно название, шум от него, и больше ничего, все время захлебывается! Волны невозможные, после Тайфуна никак успокоиться не могут, будто раздразнил их кто-то, бесятся – никакого сладу. А потом еще оледенение началось. Тут хоть волком вой. Буксир управление теряет, тяжелый стал, неповоротливый, круглые сутки лед скалывать приходилось, а скалывать нечем, не рассчитывали мы на оледенение, но кой-чем приспособились.

– Ну да, понимаю, поручено важное дело, и ваш долг в том, чтобы выполнить.

– При чем тут долг! Ничего мы никому не должны. Злость была, и больше ничего.

– Но вы могли отказаться от этой затеи и вернуться?

– Мы обязаны были бросить все и вернуться. Понимаешь? Но к тому времени мы уже не люди были. Злость, и больше ничего. Лед нарастает, мы его скалываем, водой захлестывает – отплевываемся, к катамарану не пробиться, а мы пробиваемся. Но ничего, конечно, не вышло – вмерз катамаран. Намертво. Однако столкнули. Потащили на север. Занятие, скажу, отвратное. Против течения, против волн, против ветра на этом моторе-дистрофике...

– А в чем была самая большая сложность?

– Устали мы тогда... В этом и сложность. Устали... Тросы начали перетираться. Скажу так – раза по три в сутки приходилось с катера на катамаран перебираться и тросы связывать. Есть у нас большой мастер по этому делу, можно сказать, свет таких не видел. Стальной трос в руку толщиной, а он для него вроде шнурка от ботинок. Что бы мы без него делали – ума не приложу. Вроде и ухватиться не за что, трос оборванными нитями, как иглами, ощерился, подойти страшно, а наш Семериков поколдует, кувалдой ахнет, кричит – давай! Натягиваем буксиром – мертвый узел. А на подходе к Поселку вообще во льды уперлись. Что делать? Без катамарана перебьемся, не беда, а без лебедки можно всем по домам разъезжаться.

– Ну?

– Надумали лебедку на берег стащить. А в ней, в дуре, сто тонн. Сто тонн! Так вот, все, что было до сих пор, – детские игры. Работа настоящая началась, когда лебедку на берег стаскивали. Стащили. Но сразу говорю – второй раз я бы этого не сделал. Такое можно делать только раз в жизни. А лучше, чтоб вообще такая работа человеку не выпадала.

– Хорошо... Все это прекрасно. Но неужели нельзя было предусмотреть и заранее закрепить катамаран, заякорить как-то понадежнее? Руководство оплошало, выходит?

– Не надо про руководство... А то, смотрю, больно горазды стали на руководство все сваливать... Что бы ни случилось... Стрелочник уже вроде в анекдоты вошел, неудобно на стрелочника валить, другую канитель затеяли – руководство виновато. Панюшкину, значит, по шапке, да? Так вот – катамаран закрепили всем, чем только можно. Но якорные цепи рвались, как бельевые веревки. А ты – якоря... Эх, заболтались мы с тобой, а Верка уж магазин закрыла... Ну ничего, мне даст бутылочку. Не посмеет отказать бывшему мужу. Она хорошая женщина, бедовая... Но есть и у нее...

Ливнев кивал понимающе, поддакивал и писал, писал что-то в своем блокноте.

А в это время в мехмастерских, среди сумрачности, холода, сквозняков, вспышек сварки, под лязг металла, под раздраженные человеческие голоса, возле поминутно глохнущего мотора тягача, вдыхая едкий запах отработанного горючего, Панюшкин беседовал с Опульским.

– Николай Петрович, мне кажется, вы должны простить мое любопытство... Хоть и говорится, что это не порок, но я надеюсь, вы даже про себя не назовете мое поведение большим свинством.

– О чем разговор, Александр Алексеевич! Вы и приехали, чтобы любопытствовать!

– Скажите, будьте добры, Николай Петрович, что за люди у вас работают? Я имею в виду, так сказать...

– О! Народ очень разношерстный! На удивление! Видите ли, вначале предполагалось, что стройка будет закончена этаким кавалерийским наскоком, поэтому не стремились создать долговременный коллектив. Полагали, что вполне обойдемся сезонниками. Конечно, водолазы, инженерная служба – это наши кадры, управленческие. Остальные – народ случайный. Многих зарплата привлекает, иных – экзотика. Но таких мало, экзотики много не съешь, она быстро приедается, и потом долго от нее воротит. Как-то осенью ребята кеты наловили, побраконьерничали маленько, по-божески, можно сказать. Ну что, тут же на берегу рыбу выпотрошили и приготовили красной икры – свежей, душистой, вкусной... Съели. Всю съели. Но что интересно – участники той рыбалки до сих пор на икру смотреть не могут.