Ледяной ветер Суоми
Шрифт:
Бывший фельдфебель, а ныне торговец оказался то, что надо. Размеренно-спокойный, башковитый, скромный. Елисей Фомич мигом сообразил, что от него требуется, и сказал:
– Навести справки? Можно. Будто бы я проверяю платежеспособность своих покупателей. Их жены ведь обе ко мне ходят, и я отпускаю в кредит.
– Отлично. Особенно важно потолковать с прислугой, с денщиками. Эти люди видят семейство изнутри.
– Попробую, ваше высокородие.
Статский советник вынул несколько «красненьких»:
– Тут сорок рублей, это вам за осведомление. Деньги Департамента
– Благодарствуйте, – отставник убрал червонцы в карман.
– Вот бы еще узнать каким-то образом, играют ли упомянутые офицеры в карты в азартные игры, и если да, то насколько успешно. Есть ли долги? Или, может, посещают ипподром и там оставляют много денег. А потом им приходится занимать, чтобы свести концы с концами.
– Понимаю, ваше высокородие. Кто в долгах как в шелках, того можно принудить к чему угодно… Вот только я сам на скачки не хожу и в карты на деньги не играю.
– Поищите тех, кто ходит и играет, – посоветовал питерец.
– Слушаюсь. Есть у нас на углу кухмистерская, хозяин ее тот злой до лошадей. Финляндец, а слабонервный. Как начнет рассказывать, какая кобыла какой приз выиграла, аж трясется.
– Подходящий человек. Сходите с ним разок как бы для развлечения, поставьте небольшую сумму, чтобы не жалко было потерять, и осмотритесь. И приятеля разговорите – часто ли заглядывают сюда господа офицеры, вы, мол, с ними служили, вот и любопытствуете…
Алексей Николаевич присматривался к новому осведомителю, и тот нравился ему все больше. Внутреннее убранство у него было чисто местное: кресло-качалка в гостиной, финская баня во дворе и трубка на подоконнике – три любимых радости любого суомца. Но иконы в киоте православные, а на видном месте – портрет государя. Вокруг бегали дети, жена подтаскивала закуски к коньяку. С сыновьями Лошадкин говорил по-русски, а с супругой – по-фински. Лыков впервые отведал палт – национальные лепешки, изготовленные из смеси крови и муки. Оказалось вкусно!
Магазинщик попросил на разведку три дня. Лыков продолжил изучение штабных офицеров, тем более вернулся Насников и стал ему помогать. Еще сыщик вторично навестил Клэса Лииканена. Он попробовал расспросить осведа насчет знакомств Эско Риекки. Ведь именно этот неугомонный студент принес в «Союз свободы» извлечения из секретной программы. Но конторист [47] отказался даже говорить на эту тему:
– Ничего я не знаю об этом, а начну нос совать – только провалюсь. Вы лучше послушайте новости.
47
Конторист – конторский служащий.
И рассказал о том, что руководитель столичного отделения союза Каарло Тиландер зачастил в Гангё: активисты задумали там важную операцию. Они решили переправить через Швецию в Германию двух старых и опытных лоцманов. Эти люди всю жизнь
– Говорят, море обмелело из-за жаркого лета, – вспомнил Лыков слова полковника Николаева. – И открылось много банок и рифов, о которых прежде никто не знал.
– Так и есть, – подтвердил директор конторы по изучению мхов. – Тиландер радуется: есть что продать немецкому командованию.
– Ждет десанта?
– Спит и видит.
Сыщик вынул блокнот:
– Фамилии лоцманов известны?
– Да.
Алексей Николаевич записал их и поднялся:
– Желаю удачи. Но как все-таки быть с Риекки?
– Без меня, – отрезал агент. – Это очень опасный человек, и я держусь от него подальше.
Опять потянулось ожидание. Наконец пришел Лошадкин и объявил:
– Чистые оба.
– Вы уверены, Елисей Фомич?
– Так точно. Ни долгов, ни подозрительных приятелей, ни азартных увлечений.
Увидев недоверие в глазах сыщика, агент пояснил:
– Финляндцы, надо сказать, славятся страстью к сутяжничеству. Вот прямо национальная болезнь. Почти каждый судится, и сразу в нескольких судах. И обязательно из-за сущей ерунды! Видать, им это просто нравится.
– И?..
– И я поговорил с кухарками обоих офицеров. Вошел, так сказать, в доверие, выслушал два вагона и маленькую тележку чепухи, кто и как их обидел. А взамен узнал всю подноготную хозяев. Так что оба офицера живут на жалованье. Скромно, без барства. Нет, тут все чисто.
Лыков расширил круг подозреваемых. Начал со второго старшего адъютанта – по инспекторской части. Он тоже сидит в штабе с утра до вечера и мог видеть секретную программу, пусть и издали. Но проверка показала, что этот человек тоже чист.
Затем Марченко сообщил, что обнаружил в Вазаском акционерном банке три депозитных свидетельства на имя тещи корпусного интенданта. Сумма всего две тысячи восемьсот рублей. Не похоже на шпионские барыши. Скорее всего, интендант сорвал взятку на поставках и спрятал ее.
Тогда статский советник обратил внимание на прикомандированных. Его заинтересовал капитан Балицкий. Должность кандидата в шпионы звучала витиевато: числящийся по армейской пехоте, состоящий в комплекте офицеров для поручений при заведующем передвижением войск гвардии и Петербургского военного округа. Такие места обычно занимают люди ни на что не годные, но которых жалко увольнять. Как этот человек попал в штаб Двадцать второго корпуса? Почему он не в штабе округа? Сбагрили с рук, сослали в Гельсингфорс? И какими поручениями занимается этот «состоящий в комплекте»?