Ледяные ветра
Шрифт:
Парень еле сдержал слезы, побелел от злости. Ударил по шерсти так, что свело запястье. Несправедливо! Вот он, Дин, к примеру, горбатится, пытается на совесть сделать свою работу. А что имеет? Да ничего! Вон, ботинки давным-давно прохудились, а денег, чтобы купить новые, нет и не предвидится… Еще долги надо отдать, за старый дом уплатить и за то, что жилье в собственности находится. А денег нет… Нету… Совсем! Ни у него, ни у матери. Про отца и говорить нечего: все уже пропито.
«Где взять… Как… Что делать?! М-м-м-м… Так-так-так… Может грузчиком пойти во вторую смену? А что, на восточных угольных складах всегда нужны рабочие руки! Нет,
Вот если бы работал отец, парню жилось бы чуточку проще. Но отец Дина только пил напропалую. И было из-за чего. Сломала его жизнь. Так придавила, что камнем на дно пошел некогда отличный строитель, примерный отец и просто хороший человек. Да что там говорить?! Многие судьбы тогда пошли под откос, некоторые прямиком во Мрак. А случилось все, когда к власти пришел новый бургомистр и взялся за свои реформы. Повысил все налоги, ввел ту самую плату за занимаемую жилую площадь, а для тех, кто имел жилье в собственности, ввел дополнительный сбор.
Семье Дина не повезло вдвойне. Отец тогда только-только отстроил новенький дом. Большой, просторный. Когда в первый раз пришли сборщики налогов, да озвучили сумму, тут-то и схватились мать и отец за голову. Таких денег не было. Пришлось кое-что продать, сколько-то занять у родителей отца Дина. В итоге первый платеж они смогли отдать, но вот дальше… Становилось все тяжелей и тяжелей. Отец с каждым месяцем все больше и больше смурнел, отчаивался. Изредка начал напиваться.
Однако последней каплей, приведшей к катастрофе, стала сельскохозяйственная реформа бургомистра. Много жизней, семей и судеб она поломала, и большую часть деревень и сел в округе Трангола привела в упадок. Теперь с каждого земельного надела взималась двойная плата. Дополнительно нужно было платить, если хозяин участка использует не всю свою землю, а только какую-то часть. Ну, или если вообще ей не пользуется. С каждого плодового дерева — плата. С каждой головы, имеющейся в подворье, — плата. Так, буквально за какие-то два года, держать свое хозяйство в деревнях и селах стало невыгодно и даже убыточно.
Дед и бабушка Дина, родители отца, жили как раз близ Трангола, в селе под названием Баршак. Они владели большим участком земли, как и многие односельчане тогда, а также имели огромное поголовье всякого скота. Даже небольшое стадо коров у них было. Но вот когда ввели реформу, старшим родственникам Дина пришлось отдать сборщикам все свои деньги и даже сбережения, припрятанные на черный день. Все! До последнего гроша.
Дед Дина не выдержал. Одним летним утром он вышел в огород и выпил пузырек синильницы, которой обрабатывают посевы от жука-плодоеда. Умер старик прямо на грядках. И случаев, подобных этому, было не перечесть. Многие тогда опустились на самое дно жизни, да так и не смогли оттуда подняться.
Все разом рухнуло и пошло под откос. Отец Дина запил, бросил работу и стал все чаще и чаще пропадать на улицах. Теперь он только и мог жаловаться на судьбу, на несправедливость и на беспредел бургомистра. Отец все время ныл и уже не мог вернуться к нормальной жизни. Что-то, что делает человека человеком, сломалось в нем.
Дин считал себя похожим на отца. Он сам себе казался слабым и таким же нытиком, жалующимся на судьбу, только, в отличие от отца, делающим это молча. Дин держал все в себе, не выплескивал эмоции наружу, не пил, пытался контролировать себя. Однако черная, темней, чем сама ночь, меланхолия давным-давно поглотила парня. Хомут безысходности затянулся на его шее. И парень смирился с этим.
В душе Дина властвовала злость на отца, но оставалась еще и любовь к нему. Ведь парень помнил те времена, когда отец был добрым, отзывчивым, заботливым и хозяйственным. А теперь превратился в потухшую, темную головешку. И от этого было еще гаже, еще тоскливее на душе Дина. Всем сердцем он жалел отца, потерявшего жизненный ориентир.
А дела бургомистра после реформирования быстро пошли в гору. Он, через верных себе людей, наоткрывал фабрик и производств, которые до сих пор процветают и приносят колоссальный доход главе города. Ну а как иначе? Ведь бургомистр был истинным политиком и понимал, что для развития собственного дела нужно задушить конкурентов, забрать их клиентов себе и установить монополию. На все. А уж условия для процветания дел кто как не он мог организовать в лучшем виде. Условия шоколадные да с карамельной начинкой внутри.
Бургомистр поступил очень хитро. Уничтожив сельское хозяйство, он получил дополнительную рабочую силу, причем очень дешевую. Куда было податься разоренным крестьянам? Правильно, идти на заработки в город. А там уж некуда деваться. Какие условия диктует работодатель, такие и примешь. На это и была сделана ставка. Ведь на простой люд власть имущим плевать. Никто никогда не беспокоится и не заботиться о расходном материале. Особенно когда он неисчерпаем. Нечего даже и переживать. Бабы — дуры, рожают и рожают новых детей.
Глава 4. Алаэн Дербидж. Возвращение
5419 год, начало первого месяца зимы
Север королевства Маркаун, Леса Элькхевен
— Вот это красавец! — сержант искренне восхитился размерами мертвого Могура.
— Сержант Пайк, а это куда? — подбежал егерь из первого отряда. В одной руке он держал связку убитых тетеревов, а в другой — кроликов.
— Все в сторожку заберем! — махнул рукой сержант. Егерь убежал обратно.
— Да, медведь не молодой, но еще и не старый… Матерый зверь! — хрипло подтвердил Пекарь.
Все замолчали, рассматривая убитого Могура. Зверь лежал на дне ямы. Бок медведя был утыкан арбалетными болтами, а морда порезана в двух места, но не это убило зверя. Ровно за ухом зияла почерневшая рана с запекшейся кровью по краям. Единственное место, ударив в которое можно с первого раза убить Могура.
— Значит, браконьеры и правда разбудили зверя, загнали в эту яму и уже тут убили его, — сержант Пайк покивал головой. Мое предположение подтвердилось. Еще вчера на рассвете.
Да, когда Джалек отлучался «отлить», он таки нашел яму с телом зверя. После того, как мы убили одержимого и осмотрели Могура, сразу отправились в сторожку Бэна. По прибытию доложили обо всем сержанту. Промолчали лишь об одержимом. Пайк не орал, не размахивал руками и никого не поднимал по тревоге. Он просто яростно сопел, скрежетал зубами и в бессильной злобе сжимал кулаки. Там и не поймешь: то ли он на себя злится, то ли на нас, или на браконьеров. А возможно на всех и сразу. Меньше всего Пайку нужен был мертвый Могур на подконтрольной территории. Разбирательств с королевскими лесничими не оберешься.