Ледышка или Снежная Королева для рокера
Шрифт:
Олег замолк, пытаясь обуздать собственные чувства и эмоции, буквально вопившие о том, что он нужен там, внизу, рядом со сжавшейся в комок Эльзой. Вот только её дикий взгляд, который получал каждый, пытавшийся хоть как-то ей помочь, останавливал даже самых настойчивых.
Как и кривившееся от боли лицо, стоило кому-то случайно к ней прикоснуться. И от этого недоверия, этого дикого страха на родном, любимом лице, становилось хреново и отвратно на душе. И больно, да. Потому что всё случилось и по твоей вине тоже, и что если бы не отвлёкся, не ушёл с привычного места – смог бы всё это остановить.
Ведь,
– А она выглядит, как человек, который не в первый раз переживает такой стресс, - задумчиво протянул появившийся в кабинете Харлей. Он с отвращением вытер руки первой попавшейся бумагой и бросил смятый комок в угол, усевшись на диван. – Катюху на скорой увезли, подозревают сотрясение. Ублюдка этого тоже прихватили, вместе с ментами. Жить будет, хотя кровопотеря приличная.
– А…
– А к Эльзе они даже подходить не стали. Глянули и сказали, что она их к себе просто не подпустит. И лучше ситуацию не усугублять, - мрачно сплюнув, рыжий байкер отобрал у друга бокал с виски и тут же осушил его. – Она позвонила кому-то. С моего телефона. И попросила её забрать… Слушай, Олег, ты ж её проверял, нет?
– Проверял, - нехотя признал Верещагин, массируя виски и стараясь не думать о том, что могло привести невозмутимую Ледышку в такое… Состояние. Помолчал немного, и произнёс. – Изабелла Александровна Араньева, двадцать пять лет, не замужем. Не привлекалась, характеристики с места учёбы и работы положительные. Мать умерла десять лет назад, отец занимает крупный пост в правоохранительных органах. Там же работают оба старших брата. Поступала на юридический, поступила, но на учёбу не явилась. Перевелась на факультет социальной работы и управления персоналом. Диплом с отличием.
– И что, никаких странностей?
– нахмурился ещё больше Алёхин, постукивая пальцами по столешнице.
– Обычная жизнь, обычный человек, - пожал плечами Верещагин. – Единственное, болела долго после девятого класса, десятый заканчивала экстерном. Но мало ли, всякое в жизни бывает.
Помолчали, думая каждый о своём. Харлей сделал ещё один глоток виски и нарушил повисшую в кабинете тишину:
– Ясно, что ни хрена не ясно. Но млять, зуб даю, что-то с ней произошло. Что-то настолько… Хреновое, что её до сих пор не отпускает, - умолкнув на пару секунд, он вздохнул и взъерошил волосы, глухо выдав. – Я такие глаза только у зверей видел. У собак, которых на потеху загоняли и забивали. Помню, во дворе шпану за это взгрел. А когда полез вытаскивать щенка из-под бетонной плиты, так он меня к себе не подпускал, щерился и рычал. И взгляд у него такой же был… Невидящий и дикий.
– Может, Чудище знает? – неуверенно протянул Верещагин, стиснув зубы. – Они ж вроде как подруги.
– Друзья, - согласно кивнул головой Михаил, потерев переносицу. – Но сдаётся мне Рыжая об этом ни сном, ни духом. Да и познакомились они, как я понимаю, гораздо позже и Эльза уже была такой, какой мы её знаем. К тому же, я лично не буду ей звонить и расстраивать лишний раз. Сами разберёмся… Как-нибудь.
– Угу. Сам-то в это веришь? – невесело усмехнулся Олег, искоса посмотрев на Харлея. – Кому она звонила?
– Толком не понял, - почесал затылок Харлей, наливая себе ещё виски. – Но звать
Внизу послышался какой-то шум. Затем всё стихло и чей-то громкий, хорошо поставленный голос велел никому не дёргаться и не мешать. Переглянувшись, трое друзей нахмурились и поспешили спуститься в зал. Никому из них не хотелось повторение произошедшего…
Тут бы с последствиями того, что случилось разобраться… Для начала.
***
О том, что надо бы предупредить охрану я не вспомнила. Как и не подумала о том, что Димыч тоже с ними особо разговаривать не будет. Но учитывая состояние, в котором я пребывала, удивительнее было то, что я вообще могу о чём-то думать.
И ещё не скатилась в банальную, опустошающую истерику.
Всё моё тело затекло и ныло, грозя превратиться в один большой синяк. Кровь пропитала рукав блузки, оставляя безобразное пятно на юбке. Вот только это я отметила всё тем же краем сознания, отрешённо думая о том, что одежду уже не спасти и старательно давя рвущийся наружу истерический смех.
Перед глазами всё плыло, а мир представлял собой безумный калейдоскоп, состоящий из чужих лиц, вопросов и неуместных попыток мне помочь. Я смотрела на эти лица, пытаясь понять, что они от меня хотят. А когда видела протянутые руки, отодвигалась как можно дальше, кривя губы в болезненной усмешке.
Я знаю, что они хотят помочь. Я знаю, что они беспокоятся и пугаются такого моего поведения. Я знаю, что они хотят как лучше.
Но если я сама себе помочь не могу, что они-то смогут сделать?
Сколько я так просидела – не знаю. Время то пускалось вскачь, то тянулось, как бесконечная жвачка. Алкоголь притупил чувства, давая шанс представить, что всё случившееся – всего лишь пьяная галлюцинация и скоро она закончится, как дурной, слишком реальный сон. Но помогало это слабо. Потому что в глубине души я прекрасно понимала: не сон, не галлюцинация и не пьяный бред.
Это всё по-настоящему. И от осознания становится только хуже.
Сильные, тёплые руки обхватили моё лицо, заставляя поднять взгляд. Дёрнулась, пытаясь освободиться, сглатывая навернувшиеся на глаза слёзы, и замерла, услышав такой родной и такой нужный мне сейчас голос:
– Тише, ребёнок. Всё хорошо, это я.
– Дима… - с трудом проговорила, отбросив бутылку в сторону и цепляясь пальцами за руки брата, пытаясь оказаться как можно ближе к нему, прижаться сильнее. – Димыч…
– Ну что ты, мелочь, чего ревёшь? – добродушно усмехнулся брат, с лёгкостью поднимая меня с пола и усаживая на высокий стул у барной стойки. Убрал с лица прядь волос и невесомо коснулся губами лба. – Всё будет хорошо, Изь. Помнишь? Мы узнавали, верно?
Судорожно кивнула, мимолётно отмечая плотно сжатые губы, слишком серьёзный, нечитаемый взгляд, которым Димка обвёл сам клуб и осмотрел меня. Но стоило мне тихо всхлипнуть, как он посмотрел на меня мягко, тепло, с любовью. И осторожно стёр слёзы, стараясь не потревожить опухшую щёку и разбитые нос и губы.
– Давай я твою руку осмотрю, а потом мы поедем домой, - он говорил мягко, вкрадчиво, ласково. Так уверенно и спокойно, что я невольно поддавалась его настрою, чувствуя, как меня медленно, но верно отпускает.