Легавые. Ружье. Загадка Глухого
Шрифт:
— Носит ли он кольца или какие-то другие украшения?
— У него было кольцо с инициалами.
— С какими? «У» или «Д»?
— «У».
— На правой или на левой руке?
— На правой вроде бы.
— Еще что-нибудь?
— Браслет.
— Золотой, серебряный?
— Серебряный.
— На нем что-нибудь выгравировано?
— Я вблизи его не видел, — ответил Янси.
— Вы не знаете, где работал Дамаск?
— Нет, я здесь только техник-смотритель.
— Но вы уже нам очень
— Вы отлично обрисовали этого человека, — уточнил Клинг.
Янси подозрительно на них посмотрел. Он не ждал от белых ничего хорошего и скептически покачал головой, давая понять этим ищейкам, что его грубой лестью не проймешь.
— Мне надо идти к моим мусорным бакам, — сухо напомнил он.
— Если что, мы поговорим с патрульным, — пообещал Карелла.
— Как же! И штраф, наверно, заплатите?
— Штрафа не будет, мистер Янси. Попробуйте вспомнить, когда Дамаск обычно уходит из дома и когда возвращается?
— Если у него есть работа, то ночная, — сказал Янси. — Здесь я его встречал только днем.
— Он уходит из дому по вечерам?
— Вроде да.
— В какое время?
— Часов в восемь, девять.
— Но вы не знаете, куда он направляется?
— Нет.
— Спасибо вам, мистер Янси.
— Это все?
— Все. Спасибо.
Янси похромал к двери. Прежде чем выйти из квартиры, он повернулся и спросил:
— Но с глаза ми-то у меня порядок, верно?
— В каком смысле? — не понял Карелла.
— Обри со вал-то я вам его как следует, — буркнул Янси и был таков.
Карелла подошел к комоду. В верхнем ящике, в коробке булавками для галстука и запонками, он обнаружил неоплаченный еще чек на сто десять долларов семьдесят 1lbвять центов, выписанный на имя Уолтера Дамаска. Его Подписал некто Дэниэл Кадахи из «Уютного уголка».
— Что-нибудь важное? — спросил Клинг.
— Надеюсь, — ответил Карелла.
«Уютный уголок» был ночным клубом с баром в Риверхеде на Довер-Плейнз-авеню. Владельца звали Дэниэл Кадахи. Когда Карелла с Клингом пришли к нему в пять вечера, он обедал.
— В этом заведении обедаешь не когда хочется, а когда есть возможность, — объяснил хозяин. — Еще немного, и здесь будет настоящий дурдом.
Кадахи был невысокого роста, с лысой головой и сломанным носом. На правом виске — шрам от ножа, правый глаз то и дело подергивался, может, при мысли о том, как его в свое время чуть не выкололи. Кадахи сидел за столиком у стойки бара, ел бифштекс с жареным картофелем и запивал пивом «Хайнекен». Бар был обставлен в псевдоуютном стиле: скатерти в клетку, деревянные панели по стенам, фальшивые свечи-лампочки на столах. В одном конце зала было место для танцев, там стояли инструменты. Судя по надписи на большом барабане, группа, игравшая в баре, называлась «Мародеры Кена Мерфи».
Кадахи пригласил детективов сесть, что они и сделали, в то время как сам Кадахи продолжал расправляться с бифштексом. Прожевывая очередной кусок, он сказал:
— Ну конечно, я знал Уолли. И куда же подевался этот тип?
— Он у вас работает?
— Вышибалой.
— Каждый день?
— Кроме воскресенья. По воскресеньям заведение закрыто.
— Когда вы видели его в последний раз, мистер Кадахи?
— Вечером в пятницу. Он должен был выйти на работу и в субботу, но не вышел. Жду его сегодня, но придет или нет, никому не известно.
— Он не звонил?
— Нет.
— А вы ему?
— У него нет телефона.
— С ним никак нельзя связаться?
— Он живет в Изоле в какой-то жуткой трущобе. Я туда не поеду, хоть озолоти!
— Он живет на Южной Второй, правильно?
— Вроде бы. Там сплошные негры и пуэрторикашки. Я бы не сунул туда носа даже в сопровождении отряда национальной гвардии.
— У него, значит, телефона нет.
— Нет.
— Как же так?
— В каком смысле?
— Редко у кого нет телефона.
— Да он там толком и не живет. Невелика разница, есть у него телефон или нет.
— Если он живет не там, то где? — спросил Клинг.
— А черт его знает! Он работает, остальное меня не колышет. В его частную жизнь я не вмешиваюсь. За семьдесят пять долларов в неделю он выбрасывает из клуба тех, кто поднимает волну. Таков наш уговор. А жить он может, где ему взбредет в голову, — хоть в парке на скамейке. Все равно.
— Он не женат, как вы думаете?
— Если да, то у него целый гарем.
— То есть?
— На нем всегда виснут девки. Он у нас красавчик. Вроде бы даже собирался стать актером.
— Он когда-нибудь говорил вам, что женат?
— Нет. По-моему, он холостяк. Парню с такой внешностью и жениться-то глупо!
— Значит, в пятницу вечером, как вы сказали, он был здесь?
— Да.
— В какое время?
— Пришел к девяти. Ушел, когда закрылись.
— А именно?
— В два. Обычно в будни мы закрываемся в час. В пятницу — в два. В субботу — в три. В воскресенье вообще не работаем. Вот так.
— Значит, он ушел в два?
— Да. Я с ним расплатился, и он исчез.
— Этот чек вы ему дали? — спросил Карелла и вынул из кармана трофей.
— Мой чек. Я плачу раз в две недели. Это его заработок за две недели минус страховка и то, что забирает государство. Остается как раз сто десять долларов семьдесят девять центов.
— Это означает, что он был у себя между субботой и понедельником, — сказал Клинг.
— Что, что? — не понял Кадахи.
— Мысли вслух, — пояснил Карелла.