Легенда о черном алмазе
Шрифт:
Михей Степанович встал и шагнул к географической карте Донбасса, висевшей на стене:
– Давайте посмотрим, коллега, на карту… Вот голубая полоска Северского Донца. Привольное, Пролетарск, Лисичанск… Здесь мощные шахтные клети гремят уже полтора столетия. Отличный уголек! Щедры дары природы. Но… почему же от самой Кременной, на юг и восток от реки, нет ни единой шахты?.. Неужели там, за рекой, нет ни единого пласта? Почему же природа так щедро наградила кряж и так обидела равнину Задонечья?
– Он выдержал паузу и спросил неожиданно: - Сколько нашей речке лет?.. Допустим, сотни тысяч… Но ведь нашему угольку миллионы и миллионы лет, значит, река не могла быть границей его залеганий. Я полагаю, что геологи, искавшие в прошлом па этой бескрайней равнине уголь, были недостаточно терпеливы. Они писали
– Вы желаете что-нибудь добавить, Бруфт, к фактам, изложенным лейтенантом?
– спросил генерал.
Арестант затряс головой, затоптался на месте:
– Нет-нет… Все правильно…- Он судорожно икнул.- У меня лишь одна просьба, господин генерал… Покажите мне, умоляю вас, тот камень… Я так и не видел того камня!
– А что ж,- улыбнулся Верзин.- Пусть посмотрит…
Он взял из рук генерала желтую аккуратную шкатулку, легко открыл ее:
– Можете полюбоваться: это уголь из пласта «Черный алмаз»…
Бруфт робко шагнул вперед. Руки его тряслись, плечи перекосились. Он схватил неровный слоистый камень и уронил. Ковер на полу был мягок, и груда угля не разбилась, от нее отлетел лишь продолговатый кусок.
– Уберите этого мерзавца из кабинета!
– приказал генерал.
Тот удалился, сгорбившись, тоскливо подвывая.
– Все же удивительно,- негромко заметил Василий Иванович.- В точности так выли у штрека полуволки…
Весной 1983 года мне снова довелось побывать на зеленых холмах Привольного. Щедро цвели сады, сверкала и плавилась в утренней зорьке милая речка Донец. За нею по ровному левобережью зеленели луговины. Далее, на востоке и севере, темнели зубчатые контуры леса.
Как все же быстро летит время! Давно ли на скатах у этой реки, на ее крутом правом берегу, полыхали огнями ожесточенные сражения? Медленно, упорно, неотвратимо вгрызались наши воины в оборону противника. Долгие недели он готовился к обороне на этом рубеже, на каждый километр берега - тысячи метров колючих заграждений, по восемь дзотов, по пятнадцать блиндажей, и что ни шаг - то мина… Не жалея снарядов и патронов, не щадя своих вояк, фашисты бросали к укреплениям Привольного все новые подкрепления. Сражение продолжалось весь день и всю ночь, и простая солдатская песня рассказывала о его финале:
Боб был жаркий и нелегкий, Не сдавался лютый враг. Но на утро над Привольным Развевался красный флаг…Сорок лет… Да, прошло сорок лет! А песня жива и все еще звучит в памяти. И помнится, так отчетливо помнится нечаянная встреча с тремя следопытами в Привольном.
Та встреча случилась позднее, летом 1944 года, когда фронт
Емеля, Кудряшка и Костик - где же они теперь, веселые, неразлучные друзья?
Я спустился к реке, переправился лодкой на левый берег и пошел знакомой луговиной, среди густого разнотравья, узнавая мятлик и ижу сборную, полевицу и лисохвост, тимофеевку и метлицу - этот на удивление разнообразный и радостный зеленый мир…
Солнышко поднималось все выше, с юга ровно веял ветерок, и, бредя среди медленных волн травы, я вскоре понял, что нахожусь на этом просторе не один: за густыми гривами пырея и желтыми метелками лисохвоста мелькали, будто крупные соцветия, белые панамки ребят. Это школьный класс вышел на урок в раздолье луговины. Как же легко и привольно было ребятишкам на родной теплой земле, в зеленых зарослях, полных таких занятных существ - желтых гудящих пчел, торопливых мурашек, прытких кузнечиков, синих стрекоз… Все они что-то делали, о чем-то заботились, куда-то спешили. А с высоты, из-под синего купола неба, вместе с ярким сиянием солнца лилась и звенела, радуясь жизни, песенка жаворонка.
Окруженная группой девочек, словно легкокрылыми мотыльками, учительница, белокурая, с голубой косынкой на плечах, что-то рассказывала девочкам, держа перед собой стебелек травы. Я расслышал ее спокойный голос:
– …И называется овсяница луговая. Ее любят лошади, коровы, козы… Она урожайная и питательная, не боится ни зимних морозов, ни весенних похолоданий. За привязанность к низинам в народе ее называют «дочерью туманов»…
Я поздоровался, и учительница приветливо кивнула.
– Урок ботаники,- пояснила она.- Малышам открывается мир… Вон сколько на их личиках интереса.
Синие и ясные глаза, черточка меж бровей, открытый лоб и непокорные кудряшки цвета степного ковыля… Где и когда я видел эту женщину?
Мы разговорились, и она, приласкав девчурку, назвала себя:
– Анна Тимофеевна Кудряшкина… Работаю в школе в Привольном.
Неожиданно для самого себя я спросил:
– А скажите, в детстве… еще когда вам было лет девять-десять, вас не называли Кудряшкой?
Она посмотрела изумленно:
– Вам это известно? Откуда?
– Еще бы!
– воскликнул я, несказанно радуясь неожиданной встрече.- Я знал и Емельку, и Костика - Ко-Ко… В ту пору, когда разыгрывалась история с «Черным алмазом», я был в Пролетарске, восстанавливал разрушенные фашистами шахты, был хорошо знаком с Михеем Степановичем Верзиным, а от Василия Ивановича Бочки многое слышал о его помощниках-следопытах…
Вечером в клубе Привольного мы встретились как старые друзья. На широкой площадке перед клубом играл духовой оркестр. Бело белели сады, и вечер был густо настоян на яблоневом цвету.
Мы сидели на веранде клуба. Внизу пламенела под луной и текла в бесконечность былинная река Донец… Женщина смотрела на дальние цепочки электрических огней и говорила в раздумье:
– Детство… Золотая пора!.. У меня оно было горше полыни. Если бы я не встретила Емельку и Костика, Василия Ивановича Бочку и Митрофана Макарыча, наверное, погибла бы несчастной бродяжкой… А теперь вы видели, сколько у меня птенчиков? Я смотрю на них и твердо знаю: для меня нет выше радости, чем эта постоянная забота - вводить их, маленьких, в большую жизнь. Пусть они всматриваются в травы, в зерна, в корни, в камни, в зори, в звезды. Главное, пусть в них растет и крепнет желание - исследовать и дарить. Кудряшка… Мне и сейчас мило это имя. Я так и не узнала своей настоящей фамилии и потому назвалась Кудряшкиной. А совсем недавно к Анке-Кудряшке приезжал солидный и строгий начальник большого угольного треста… И многие удивились, когда он выпрыгнул на ходу из машины и закричал: «Кудряшка!»
– Кто же это был?
Она улыбнулась:
– Это был Емельян Пугач, когда-то - Емелька Старшой.
– Значит, навещает?
– И довольно часто. А в тот раз мы вместе поехали в городок Сухой Колодец. Конечно же, мимо Старой криницы, в ней по-прежнему чудесная кристальная вода. И проехали через то поле, на котором Митя Ветерок так лихо укротил арапником Бешеного Ганса.
Она задумчиво смотрела на заречную равнину, словно припоминая столько раз пройденные тропинки. И продолжила о Сухом Колодце: