Легенда о докторе Фаусте
Шрифт:
До этого мою исполни просьбу.
Ты знаешь ведь, в течение недели
Мы осмотрели небо, ад и землю.
Но в вышине неслись драконы наши:
При взгляде вниз казалась мне земля
Не больше как с ладонь мою размером.
Мы видели все государства мира;
Я созерцал все то, что тешит взор.
Теперь в спектакле дай мне быть актером,
Чтоб власть мою увидел гордый папа!
Мефистофель
Пусть будет так, мой Фауст, но сначала
Процессией ты пышной полюбуйся.
А там придумай, как потешить душу:
Твоим искусством папе насолить ли
Или расстроить это торжество;
Заставить
Мартышками стоять и тыкать пальцем
По-скоморошьи на его венец;
Бить четками монахов по башкам
Иль кардиналов наградить рогами
Какую ни придумаешь ты пакость,
Я все исполню, Фауст. Чу! Идут!
Сегодня всех ты удивишь здесь в Риме.
Затем следует большая сцена, в которой, кроме Фауста и Мефистофеля, участвуют папа, епископы и кардиналы, король Венгрии Раймонд, саксонский герцог Бруно, монахи. Бруно закован в цепи. Папа гневно обвиняет Бруно в том, что тот незаконно посягает на папскую власть. Папа посылает двух кардиналов просмотреть Свод декреталий и выяснить, какое наказание предусмотрено для того, кто претендует на папский престол, не будучи избранным. Кардиналы уходят, и Фауст шлет им вслед Мефистофеля, чтобы тот усыпил их за чтением "этих книг, полных суеверий". Пока они спят, Фауст и Мефистофель, приняв их облик, появляются перед папой. Фауст объявляет, что по закону Бруно подлежит казни на костре, как еретик-Папа, продолжая принимать их за кардиналов, приказывает им отвести Бруно в темницу, а заодно отнести в церковную сокровищницу папскую тиару. Фауст и Мефистофель уводят Бруно и, освободив его от цепей, отдают ему тиару, сажают на "быстрого как мысль" коня, и он "летит через Альпы в цветущую Германию". Затем Мефистофель делает Фауста невидимым, и они возвращаются в папские покои. Когда появляются проснувшиеся кардиналы и уверяют папу, что он вовсе не приказывал им отвести Бруно в темницу и не давал им никакой тиары, разгневанный папа велит схватить их и судить за измену. После этого тут же начинается сцена пиршества у папы, почти в точности совпадающая с соответствующей сценой текста А, за исключением того, что здесь в пиршестве участвуют Раймонд, архиепископ Реймский и др.
44 Звуки трубы. В подлиннике употреблено слово "Sonnet". Слово это встречается только в сценических ремарках в драматургии шекспировского времени и, по-видимому, означает особую музыкальную фразу, исполняемую на трубе или кларнете и отмечающую особую торжественность изображаемого момента.
45 Нас проклянут с колоколом, книгой и свечой (wich bell, book and candle) - английское идиоматическое выражение, в котором сохранился намек на католический обряд отлучения от церкви. Особый звон колокола давал знать о совершении этого обряда; книга символизировала приговор об отлучении; в конце обряда тушилась свеча, что обозначало ту духовную тьму, в которую погружается душа отлучаемого.
46 В тексте В насмешливая антирелигиозная песенка Фауста опущена.
47 В тексте В этот монолог Хора отсутствует.
48 Сцена при дворе императора Карла V близко воспроизводит соответствующий эпизод народной книги (см. гл. 33).
49 В тексте В эта сцена здесь отсутствует. Ср. прим. 34.
50 В подлиннике игра слов с антицерковной тенденцией:
Robin
I can make thee druncke with ipocrase at any taberne in Europe for nothing...
Ralph
Our Master Parson says thats nothing.
Робин говорит об ипокрасе (ipocrase), напитке, приготовлявшемся из красного или белого
51 Я уж буду кормить твоего дьявола лошадиным хлебом (with horse-bread). Во времена Елизаветы и позднее в Англии было принято подкармливать лошадей хлебом.
52 Тот факт, что предыдущая сцена кончается уходом Робина и Ральфа, а непосредственно за нею следующая открывается их вторичным появлением, может быть объяснен двояко: либо тем, что между этими двумя сценами существовала еще какая-то промежуточная, либо тем, что Ральф и Робин уходили в одну дверь и сейчас же возвращались через другую, давая этим знать о смене времени и места действия.
53 Очевидно, актеру предоставлялось право импровизировать и далее этот бессмысленный набор слов; на это указывает стоящее в тексте "и т. д.".
54 В тексте В ремарка к этой сцене гласит: "Звуки трубы. Входят Карл, император Германский, Бруно Саксонский, Фауст, Мефистофель, Фредерик, Мартино и свита". Вступительные слова императора изменены по содержанию и превращены в стихи:
Великий маг, кому весь мир дивится.
Привет тебе, трижды ученый Фауст!
Освобождение из плена Бруно
У нашего заклятого врага
Твое искусство более прославит,
Чем колдовская власть над целым светом.
Навеки будешь ты любезен Карлу.
А если сей, тобой спасенный, Бруно
К тому ж еще венец получит папский
И на престол Петра воссядет с миром.
По всей Италии ты станешь славен
И императором германским чтим.
И только вслед за тем как Фауст выражает готовность исполнить все желания императора с помощью своего искусства, император в кратких словах просит Фауста показать ему Александра и его возлюбленную.
55 Актеон в греческой мифологии - охотник, Который подстерег богиню охоты Диану" когда она купалась с нимфами в реке, за что был он превращен в оленя, и его собственные псы разорвали его.
56 После сцены с императором Карлом в тексте В следует эпизод, в котором рыцарь, названный здесь Бенволио, безуспешно пытается отомстить Фаусту за то, что тот украсил его оленьими рогами. Бенволио и его друзья, Мартин и Фредерик, отрубают Фаусту голову, но он приставляет ее обратно к туловищу. В следующей сцене на Фауста совершается нападение из засады, но он вызывает демонов, которые прогоняют напавших. В наказание Фауст наделяет рогами также двух друзей Бенволио. Им остается только удалиться от света, ибо "лучше умереть с горя, чем жить в позоре" (ср. народную книгу, гл. 35).
57 Обращает на себя внимание ремарка к этой сцене: в начале сцены Фауст находится так далеко от Виттенберга, что Мефистофель даже предлагает ему ехать туда лошадьми, а в конце без какого бы то ни было перехода он оказывается сидящим у себя дома в кресле. По-видимому, актер, игравший Фауста, переходил с авансцены, изображавшей лужайку, на заднюю внутреннюю сцену, которая в елизаветинском театре представляла собой глубокую нишу и задней стене сцены и использовалась для эпизодов, требовавших комнатной обстановки.