Легенда о двенадцати ковчегах

— Кровь за кровь! — выкрикнула княгиня Ольга, подняв руку с платком.

В наступившей тишине стало слышно, как трещат могучие стволы деревьев, притянутые толстыми кручеными веревками к земле. Четыре раздетых человека были привязаны, каждый к четырем деревьям, за руки и за ноги. Глаза одного из них умоляюще смотрели на Ольгу, а потрескавшиеся губы что-то судорожно шептали. Лица остальных не выражали никаких эмоций. Низкое серое небо роняло на обнаженные тела крупные холодные капли затянувшегося осеннего дождя. В воздухе пахло дымом и прелой травой.

— Ты, Боривой, и ты, Лютобор, и ты, Рача, и ты, Верещага, еже дерзнули казнить мужа моего, Игоря. Ваш черед грянул искусить, иже довелось принять князю Игорю. Да будет мука и смерть ваша мздой вам, да одождится земля кровью вашей поганой в поминание о великом муже.

— Постой, княгиня! — завопил Верещага. — Не вели казнить, вели глаголить. Аз ведаю тайну великую о сокровищах несметных. Сам князь Мал со своею дружиною хазарскою не ведал про то, а тебе, щедрая, возглаголю, только не лишай живота.

— Что мне в сокровищах тех? — усмехнулась Ольга. — Аз и так имаю, сколь мне надобно.

— Во всем Искоростени несть и малости того, елико укрыто в вертепе утаенном.

— И что же там укрыто? — недоверчиво прищурилась княгиня, подойдя вплотную к пленнику.

— Дюжина ковчегов, полных злата и каменьев, — зашептал Верещага, — а паче того…

— Постой, окаянный! — прохрипел Лютобор. — Кому скров являть хочешь? Лиходейке? Не ты добро то собирал, не тебе его грабить.

Стоявший поблизости княгинин дружинник Велигор с размаху ударил его плетью по лицу:

— Молчи, червь!

— Не твоя то тайна, а великовыйного народа нашего, — не обращая внимания на обжигающую боль, продолжал Лютобор.

— Якыя ж тайна та, иже всяк ее ведает? — рассмеялся Велигор.

— Ни, ни! — взвизгнул Верещага. — Токмо един тайну ведает — ротный. Аз есмь ротный и тем ведаю, идеже сокровищница обретается, — вновь перейдя на шепот, продолжал он. — А первое сокровище — светопозлащен венец княжеский. Коль наденешь его, бессмертие обретешь и во веки веков в мире сем будешь…

— А далече ли вертеп тот? — поинтересовалась Ольга.

— Четыре дня пути. А коли поспешить, и за три обернешься.

— Отвяжите его, — подумав немного, сказала княгиня.

— Буди проклят ты, тать! — взревел Лютобор. — Буде черви тебя живого жрать до скончания веку!

— Прочих — казнить, — сказала Ольга и, подняв над головой белый платок, уронила его на землю.

Лишь коснулся он травы, взмахнули воины топорами тяжелыми и ударили по веревкам крученым. Взвились ввысь деревья могучие, словно мотыльков, раздирая пленников на части. Адский вопль заглушил треск разрываемой плоти, хруст костей, и окропилась земля кровью.

Княгиня еще раз окинула взглядом то, что осталось от палачей ее мужа, и вполголоса повторила:

— Кровь за кровь!

Восторженный рев тысячи воинов пронесся по лесу.

— Ты, Велигор, бери дюжину людей, — сказала Ольга, — и отправляйтесь, камо Верещага укажет. Да гляди, не упусти его. Веригу ему на выю накинь, да к седлу привяжи крепко. А коли вздумает убечь, али обернется, что обманул он, и все то лжа про сокровища, казни немедля. — Княгиня подошла к Велигору вплотную. — А коли правду речил, все одно, казни, — шепнула она ему в ухо…

…Три дня скакали всадники на северо-запад, делая лишь короткие остановки, чтобы не загнать лошадей. Провизии у них с собой не было, а потому питались, чем придется: грибами, ягодами да случайной дичью. И вот, наконец, добрались они до Горынь-реки. Еще полдня пробирались по высокому, поросшему густым лесом берегу. Места порой попадались непроходимые, и тогда, спешившись, они вынуждены были прокладывать себе путь мечами и топорами.

Когда выбрались, наконец, на широкое поле, Верещага протянул руку в сторону видневшегося впереди лесистого холма, и крикнул:

— Тамо!

Подъехав к холму, воины спешились, стащили с коня древлянина и сняли с него цепи.

— Веди! — приказал Велигор.

В густой чаще, на склоне высокого холма Верещага указал на здоровенный валун. Воины попытались сдвинуть камень, навалившись на него всей гурьбой, но не тут-то было. Тогда они сняли с сёдел мотки веревок, у кого сколько было, и, связав их вместе, обвили вокруг валуна, а концы привязали к лошадям. Однако и из этой затеи тоже ничего не вышло.

Поразмыслив немного, они срубили четыре крепких дерева и, используя их в качестве огромных рычагов, взявшись по трое за каждое, отковырнули валун. Велигор тем временем руководил работой, не забывая приглядывать за спутанным по рукам и ногам Верещагой. И когда за валуном открылся вход в подземелье, Велигор грубо толкнул своего пленника в спину, повелевая войти в пещеру.

— Яко же мне идти, господин? — взмолился Верещага. — Погляди, ступени дюже крутые. Ты хоть вели путы с меня снять. Нежели смогу утечь оттоли?

Велигор осторожно заглянул в пугающую пустоту. Лестница, ведущая в подземелье, действительно была довольно крутая и через несколько ступенек исчезала в темноте. Двое воинов запалили пропитанные сосновой смолой факелы, однако это не сильно помогло: тьма лишь немного отступила. Велигор, подойдя к Верещаге, ловким движением огромного ножа перерубил веревки.

— Вот и ладушки! — обрадовался Верещага. — Теперича милости прошу за мной.

Однако Велигор насторожился и, схватив его за плечо, прорычал:

— Со мною об руку ступай.

Шестеро воинов, повинуясь приказному жесту своего начальника, бросились в пещеру. Тяжелые шаги быстро удалялись. Велигор с Верещагой, выждав немного, последовали за ними. Еще четверо воинов замыкали шествие, а двое остались у входа.

Внезапно раздавшиеся в глубине пещеры истошные вопли заставили Велигора замереть. Свет факела, мигавший далеко впереди, вдруг исчез. Наступила напряженная тишина. Верещага икнул и подался назад, но оступившись, с размаху уселся на холодную ступень.