Легенда о двенадцати ковчегах
Шрифт:
— Вот это другой разговор. А сколько денег-то надо?
— Ориентировочно… — Пучков огляделся и, перегнувшись через стол, шепотом назвал сумму. — Но точно пока не известно, — сказал он уже обычным голосом, откинувшись на спинку стула, — надо все пересчитать, с учетом того, что мы, по всей видимости, едем втроем. Но может оказаться, что нас будет больше.
— Валяй, считай. В любом случае, я в деле. А когда в путь-то?
— Чем быстрее, тем лучше. Завтра вечером я вам позвоню и сообщу все детали.
Появился официант с подносом, на котором поблескивал запотевший бокал, полный освежающего пенного напитка.
— Ваше пиво, — произнес официант с придыханием и слегка поклонился.
При этом поднос накренился, и бокал, соскользнув, опрокинулся прямо на штаны Пучкову. Доцент с воплем подскочил — на светлых брюках в самом откровенном месте темнело внушительное пятно. Игнат загоготал так громко, что бедный официант отпрянул и локтем перевернул тарелку с салатом на платье сидевшей за соседним столиком дамы. Давясь от смеха, Игнат сползал под стол, а вокруг слышались вопли, брань и визг.
Наконец, вбежавший метрдотель успокоил гостей, объявив каждому обед за счет заведения, а Пучкову с Игнатом в придачу четыре пива.
Игнат выпил один бокал, а остальные уступил Пучкову, который теперь вынужден был задержаться в ресторане до тех пор, пока высохнет злополучное пятно. Еще раз от души хохотнув, Игнат поднялся из-за стола и, бросив: «Будь здоров!», покинул ресторан.
Пучков облегченно выдохнул и полез в портфель за мобильным телефоном — надо было доложить профессору об итогах встречи. Но здесь его ждала еще одна неприятность — села батарея. Ничего не оставалось, как сидеть, пить пиво и терпеливо ждать, пока высохнут штаны.
Когда Пучков, наконец, добрался до дома, первым делом он бросился звонить Бершинскому.
— Алле! — раздался в трубке по обыкновению спокойный голос профессора.
— Альберт Родионович, это я.
— Ну, наконец-то! Ты где запропастился?
— Да тут неприятность одна со мной приключилась.
— Неприятность? Я же говорил, что не надо связываться с твоим коммерсантом, как чувствовал.
— Коммерсант тут ни при чем.
— А что же тогда стряслось?
— Пустяк, ерунда. Официант в ресторане окатил меня пивом. Вот и пришлось сидеть, обсыхать.
— Ну, Тёма, вечно ты в истории попадаешь. Ладно, давай ко мне, чайку попьем, заодно все расскажешь.
— Уже бегу, — отозвался Пучков.
Профессор жил неподалеку. Через пятнадцать минут они уже сидели на его холостяцкой, скромно обставленной кухне и пили крепкий чай из больших чашек, заедая черствым овсяным печеньем.
— В общем, Игнат согласен, — сказал Пучков.
— Согласен что? — уточнил Бершинский.
— Финансировать нашу экспедицию, — ответил доцент, макая печенье в чай.
— Я надеюсь, ты не слишком вдавался в подробности, рассказывая о цели нашей поездки?
— Нет, что вы! Так, описал в общих чертах. — Кусок размокшего печенья, оторвавшись, плюхнулся в чашку. Пучков выловил его ложкой и отправил в рот. — Да и какие подробности? Мы ведь сами еще не знаем, что нас там ждет.
— Не знаем, но предполагаем. И твоему Игнату совершенно не нужно знать ни о древлянах, ни о сокровищах. Во всяком случае, пока.
— А вы уверены, что там есть сокровища?
— Абсолютно уверенным нельзя быть ни в чем. Но я знаю почти наверняка, что, согласно легенде, в потайной пещере хранилось двенадцать ковчегов. Одиннадцать из них были в разное время похищены. А один остался. Его-то мы и должны найти.
— А мы скажем об этом Арине? — поинтересовался Пучков, наливая себе вторую чашку чая.
— У нас нет выбора — это ведь она принесла карту. Мы должны быть с ней откровенными.
— Так почему же мы должны все скрывать от Игната?
— Тёма, я тебе уже говорил, мне вообще не нравится идея с привлечением к нашему делу какого-то коммерсанта, да еще занятого в игорном бизнесе.
— Но почему?
— Потому что публика эта опасная. Неужели ты не читал, как многие из них сколотили свое состояние? Я уверен, честный человек таким делом заниматься не будет.
— Но ведь бывают исключения, — возразил Пучков.
— Бывают. Но я в них не верю. Если бы не нужда в средствах, я бы близко не подпустил его к нашей экспедиции. От таких людей никогда не знаешь, чего ждать. А вдруг он убийца?
— Ну, что вы такое говорите? — Пучков даже привстал. — Я хорошо его знаю, он славный парень и никакой не злодей. Когда вы его увидите, он вам сразу понравится.
— Хорошо, говоришь, знаешь? И давно ты с ним знаком?
— Да уж месяца два.
— Два месяца?! И ты хочешь сказать, что за такой короткий срок успел достаточно узнать этого человека?
— Он такой простой, настоящий провинциальный мещанин. Не слишком образованный, но ведет себя вполне прилично.
— Тёма, не надо меня уговаривать, я ведь уже согласился на его помощь, но мнения своего на этот счет менять не собираюсь. Завтра, после беседы с Ариной, позвонишь ему и назначишь встречу у нас в университете. Надо будет обсудить все детали предстоящего мероприятия. Ты говорил, у него есть возможность организовать транспорт, я имею в виду автомобиль.
— Конечно, Альберт Родионович, хоть два.
— Ну, два, я думаю, нам не понадобятся, а один, пожалуй, придется кстати.
— Отлично! — Пучков залпом допил чай и поднялся. — Позвольте на сегодня откланяться. Надо выспаться. Вы завтра во сколько будете в университете?
— Очень рано не хочу, думаю, часикам к десяти подъехать, — зевая и потягиваясь, ответил профессор.
— Вот и чудненько, я тоже к этому времени буду. Спокойной ночи! — сказал Пучков уже в дверях.
Бершинский лениво махнул ему на прощание рукой и медленно притворил дверь. Звонкий щелчок замка, наконец, позволил ему остаться в одиночестве. Профессор растерянно огляделся, как будто ища что-то, потом прошел в единственную комнату, служащую гостиной и спальней одновременно, взял со стола тоненькую желтую папочку и улегся на диван. Из папки выскользнул тонкий лист бумаги — копия загадочной карты — и упал Бершинскому на живот. Что это за место, профессор уже знал, и сама карта теперь мало занимала его. В значительно большей степени его интерес возбуждался странной надписью, выполненной неизвестными символами, значение которых Бершинский теперь должен был постичь. Иначе и быть не может, иначе он не ученый, а так, мелкий дилетант.