Легенда о двенадцати ковчегах
Шрифт:
— Да, — уверенно ответила Арина.
— Тогда благодарю за внимание. Всем до свидания.
Медленно поднявшись с мест, новоиспеченные члены экспедиции один за другим покинули кафедру. В комнате остались Бершинский и Пучков.
— Ну, и как вам, профессор, эта бригада «ух»? — поинтересовался Пучков.
— Дилетанты, конечно, но, по-моему, каждый из них горит желанием отправиться в путь на поиски приключений. Ты заметил, какие у них глаза? Пытливые. У всех, без исключения. Я, признаться, даже порадовался. Без живого энтузиазма в нашем деле, сам знаешь, никуда. Немного смущает
— А мне сантехник не понравился — мужлан какой-то, — поморщился Пучков. — Мрачный, нелюдимый. Поди, пойми, что у него на уме.
— Да нет, мне кажется, ты зря. Обычный работяга. Руки у него видел, какие? Трудовые.
— Вот-вот, — покачал головой Пучков, — лапищи. Кулак — что моя голова. Быка одним ударом завалит.
— Ну, при чем здесь бык? Нам его силушка ой как может пригодиться. Забыл, что ли, как мы под Соликамском валуны раскатывали, чтобы до пещеры добраться? По десять человек. А этот в одиночку смог бы. Ладно, что сделано, то сделано. Группа сформирована, обязанности распределены, время назначено. Отступать некуда. Пошли по домам, собираться.
7
Теплым летним вечером серый от пыли микроавтобус, истинным цветом которого когда-то был белый, неторопливо вкатил на окраину Давид-Городка и остановился у невзрачной изгороди. Из микроавтобуса вышла молодая женщина в спортивном костюме и направилась к висевшей на одной петле калитке. За забором, сплошь поросшим густым малинником, виднелась серая, покосившаяся от времени избушка. Тем не менее, наличники на окнах радовали глаз яркой голубой краской. Возле дома на скамеечке сидел бородатый дед, одетый, несмотря на прекрасную погоду, в шапку-ушанку с оттопыренным ухом. Изо рта у него торчала папироса, на конце которой время от времени вспыхивал рыжий огонек, когда дед затягивался. Дым густыми клубами окутывал его голову.
— Иннокентий Федотыч, — обратилась к нему женщина.
Но дед ее не услышал и продолжал задумчиво смотреть куда-то вдаль немигающими желтоватыми глазами.
— Федотыч! — крикнула Арина.
Дед медленно приподнял бровь и повернул голову. Несколько секунд он неподвижно взирал на Еникееву. А потом вдруг совершенно по-молодецки вскочил и, топнув ногой, обутой в дырявый резиновый сапог, расплылся в беззубой улыбке. Папироса повисла на нижней губе.
— Аришка! — выкрикнул, наконец, дед. — Ну, вымахала девка! Сколько лет!
Он бросился обнимать ее, позабыв о прилипшей к губе папиросе.
— Федотыч, ты поосторожнее, костюм прожжешь.
Дед звонким плевком отправил папиросу в кусты и сгреб Арину в охапку.
— Какими судьбами?
— Я здесь по делам.
— По дела-ам? Какие ж у нас тут дела?
— Потом объясню. Прежде скажи, можно ли нам у тебя заночевать?
— Это кому ж это нам?
— Мне и моим спутникам. Мы отправляемся в экспедицию на Горынь-реку.
— Что?! — Дед вытаращился на нее, а потом залился громким лающим смехом. — В икспидикцию? И кого ж вы там искать собралися? Уж не Змея ли Горыныча?
— Почти. Ну, кончай, чего смеешься-то? Я серьезно говорю.
— Ну, коли серьезно, зови своих спутников. Места, поди, всем найдется, — проговорил Федотыч, утирая слезы рукавом байковой рубахи.
— И еще: можно мы у тебя машину оставим на несколько дней? Самое большее — на десять.
— Мой дом — твой дом, — развел руками дед. — Как там Серафима-то?
— Померла Серафима, — опустив глаза, произнесла Арина. — Я даже на похороны не успела. Приехала, а меня и огорошили, что ее уже неделю как нет. На могилку сходила, поплакала.
— Да-а, — протянул Федотыч, — время ее, видно, пришло. Все там будем. — Скупая слеза выскользнула у него из глаза и, сбежав по щеке, запуталась в бороде. — Мы тут вроде рядом совсем, а до нас эта горькая весть еще не успела дойти. Да-а. Остался я один из нашей доблестной гвардии. Ну давай, зови своих-то, поди, заждались.
8
На следующее утро Бершинский разбудил свою группу в восемь. Федотыча в доме не было, он уже суетился во дворе, разводя самовар.
— Раненько вы, — сказал профессор, выходя на крыльцо и потягиваясь.
— Кто рано встает… — отвечал дед.
— Это верно, — согласился Альберт Родионович. — Вот, стало быть, и мы подымаемся.
— А вам-то куда спешить?
— Вперед, навстречу приключениям.
Бершинский сделал несколько приседаний и сполоснул лицо студеной водицей из бочки. Тем временем из дома показались остальные члены экспедиции, заспанные и зевающие.
Наспех позавтракав, группа приступила к сборам. Все необходимые вещи были разложены по огромным рюкзакам. Что не помещалось внутрь, приторочили снаружи. Наконец, взвалив на себя тяжеленную поклажу, они тепло распрощались с хозяином дома и медленно двинулись через поле к видневшемуся вдалеке перелеску, за которым протекала легендарная Горынь-река.
— Скажите, профессор, — тяжело дыша, спросил Игнат, когда они сделали первый привал на берегу, — а Змей Горыныч, часом, не из этих мест будет?
— Из этих, — кивнул Бершинский. — Вы у Артема спросите, он у нас большой специалист по всякой нечисти.
— Не хочу вас пугать, господа, — деловито произнес Пучков, — но легендарный Горыныч жил именно здесь. Места тут всегда были гиблые. Существует множество историй о том, как люди в этих краях исчезали бесследно. И все это приписывалось проклятому Змею. Мы с вами, конечно, народ цивилизованный, все-таки в двадцать первом веке живем, и сказкам этим верить не станем. Но я бы все же рекомендовал держаться всем вместе, и никуда поодиночке не отлучаться.
— Кстати, это и вас касается, Арина, — строго сказал Бершинский, видя, как та направилась к ближайшим кустам.
— Вы смеетесь? — повернулась Еникеева. — Я что, по-вашему, и в туалет должна ходить в сопровождении мужчин?
— Я на полном серьезе, — он подошел к ней.
— Ладно, — сказала Арина.
Она зашла за куст и, не обращая внимания на профессора, стянула штаны. Бершинский сконфуженно отвернулся.
— Вообще-то, — продолжала Арина, — я здесь все детство провела, если вы не забыли.