Легенда о двенадцати ковчегах
Шрифт:
— Я не забыл, — ответил Бершинский. — Только в детстве окружающий мир воспринимается нами по-другому, мы любим его, относимся к нему с добротой и почитанием. И этот мир отвечает нам тем же. С возрастом мы становимся грубее и жестче. И отношение окружающего мира к нам тоже меняется, он становится опаснее.
— Да вы прямо мистик какой-то, — произнесла Арина у него за спиной. — И все же писать под присмотром я не привыкла.
Когда они вернулись к берегу, остальные четыре участника экспедиции, встав в одну шеренгу лицом к реке, одновременно справляли нужду. Арина, нисколько не смущаясь, прошла мимо них и спустилась к воде ополоснуть руки.
Путники двинулись дальше. Шли гуськом по правому берегу. Горынь-река, несмотря на свое грозное название, оказалась небольшой речушкой. По крайней мере, в этом месте. Левый берег, низкий, был совсем голым. Вдаль убегали пышно цветущие поля, и лишь на горизонте маячил темный лес. Правый берег, по которому они шли, напротив, был высоким. Густой лес, в который они ступили, почти вплотную подходил к крутому обрыву.
Течение было слабым, здесь наверняка водилось полно всякой рыбы. Но рыбаков на реке не наблюдалось. Прохор, который был заядлым рыболовом, поинтересовался у Арины, почему здесь никто не удит рыбу.
— Не знаю, — пожала плечами Арина. — В эти места действительно обычно никто не заходит. Там, выше по реке, рыбаков полно. Да и ниже, ближе к устью, где Горынь-река впадает в Припять, раньше тоже много ловили. Сейчас уже не знаю, давно там не была.
— А эти сказки про Горыныча, вы сами как к ним относитесь? — спросил подоспевший Бородин.
— Почему вы решили, что это сказки? Змея, конечно, здесь никто не видел, но вот то, что люди сюда без нужды стараются не соваться, это правда. Даже в наши дни.
— Вы меня пугаете, Арина, — остановился Игнат.
— Разве вас можно напугать? — бросив на него взгляд, спросила Еникеева.
— Ай! — раздался позади крик Артема.
Группа сразу остановилась. Шедший позади Пучков, сидел на земле, морщась и потирая ногу у щиколотки.
— Да, Тёма, от кого, от кого, а от тебя я такого не ожидал, — покачал головой подошедший Бершинский.
Прохор, склонившись над ним, предложил осмотреть ногу.
— Не надо, я сам, — поспешно произнес Пучков. — Надеюсь, ничего серьезного, просто подвихнул.
— Идти-то сможешь? — поинтересовался Бородин. — Или тебя прямо здесь пристрелить?
— Что за шутки! — возмутилась Арина.
— А я не шучу, — почти серьезно сказал Игнат. — Раненых лошадей пристреливают, не так ли?
При этих словах Пучков вскочил с земли и, натужено улыбаясь, спросил:
— Ну что, идем дальше?
— Тёма, а ты уверен, что сможешь? — осведомился Бершинский.
— Профессор, ну за кого вы меня принимаете, ей-богу? Неужели я из-за какого-то пустяка скисну и позволю себе стать вам обузой?
Не дождавшись ответа, он прихрамывая зашагал вперед. Марат и Арина, уже было пристроившиеся на привал, нехотя поднялись. Путники вновь вытянулись в нестройную колонну. На этот раз замыкающим шел Прохор Купоросов.
Вскоре они наткнулись на совершенно непроходимую чащу. Профессор распорядился двигаться по самой кромке речного обрыва, где, орудуя легким топориком, еще можно было продираться сквозь хватающие за одежду ветви растущих практически друг на друге деревьев.
— Осторожно! — крикнул идущий первым Бершинский, когда из-под его ног поползла земля и он чуть было не соскользнул с обрыва.
В этом месте для прохода оставалась совсем тоненькая полоска, шириной не больше локтя, поэтому продвигались боком, мелкими шажками, хватаясь за ветви деревьев, с трудом удерживая равновесие под тяжестью рюкзаков.
Наконец, вся группа благополучно миновала опасный участок, за исключением Прохора, который из-за своих габаритов с трудом умещался на тропе.
— Проша, ну ты чего там застрял? — подбадривала его Арина.
— Нет-нет, не спешите, — возражал профессор. — Главное — осторожно.
Купоросов, не обращая внимания на советы, двигался, как мог.
Внезапно, нависший козырьком над обрывом, берег гулко ухнул и, сорвавшись, полетел вниз, с шумом обрушиваясь в воду. А следом за ним полетел Прохор. Высота была небольшая, и в обычных условиях это не причинило бы ему никакого вреда. Но здесь, навьюченный как верблюд, Купоросов упал, видимо, неудачно, ибо, рухнув на узенькую полоску земли, отделявшую обрыв от реки, так и остался лежать на боку.
— Марат, веревку! — крикнул Бершинский.
Закрепив конец за толстый ствол дерева, профессор кошкой соскользнул вниз, как будто каждый день только тем и занимался, что лазал по кручам на веревке.
— А старичок-то молодец! — воскликнул Игнат.
— Какой он вам старичок! — обиделся Артем. — Вы не смотрите, что он седой, ему всего сорок пять.
— Сорок пять?! — не поверила Арина.
— Беру свои слова обратно, — сказал Игнат.
Меж тем профессор склонился над Прохором, внимательно осмотрел его и осторожно ощупал. Потом взял его за руку и резко дернул. Дикий вопль заставил остальных членов экспедиции на мгновение оцепенеть.
— Все в порядке! — крикнул снизу Бершинский.
Купоросов уже успел подняться, и профессор обвязывал его веревкой.
— Киньте еще одну, — попросил он.
Ухватившись за конец второй веревки, он лихо вскарабкался наверх.
— А теперь, ребятушки, ухватились! — скомандовал он, и они дружно потянули за веревку.
— Этот Проша ваш весит, поди, килограммов двести, — кряхтел Пучков.
Наконец они вытащили Купоросова и дружно повалились на землю.
— Между прочим, не двести, — сказал запыхавшийся Прохор, который прекрасно слышал причитания доцента, — а всего сто десять.