Легенда о двенадцати ковчегах
Шрифт:
— Очень может быть. — Бершинский заметил во взгляде Арины некоторую напряженность и поспешил ее успокоить: — Но, уверяю вас, если мы придем к выводу, что за этим действительно может скрываться что-то особенное, без вашего участия, а тем более, без вашего ведома, никаких действий предпринимать не будем. Даю вам честное благородное слово.
— Хорошо, — сказала Арина, вставая. — Тогда — до завтра.
Бершинский поднялся проводить гостью. Она подошла к двери и еще раз скользнула взглядом по лежащей на столе скрижали.
— Во сколько?
— Давайте в три, — предложил профессор.
— Здесь?
Что-то подстегнуло Бершинского, он стоял, впившись взглядом в эту роскошную женщину, и неожиданно для самого себя предложил:
— А что вы скажете насчет ресторана? За углом, знаете?
— Да, я проходила мимо. Какое-то странное название, нерусское.
— «Вечеряти». Ну, это как сказать. На древнеславянском означает — пировать. Хотя, кухня там, как это ни странно, итальянская.
— Надо же, — пожала плечами Арина.
Ее взор, беспокойно бегавший по комнате, наконец, остановился на лице профессора. Глаза их встретились, и по спине Бершинского пробежал холодок. Руки и ноги, казалось, одеревенели, а в горле мгновенно пересохло.
— Ну как, вы согласны? — с трудом выдавил он из себя.
— Договорились.
Арина повернулась и исчезла за дверью.
— Так вы уже поняли, что это за карта? — спросил Пучков, с любопытством поглядывая на профессора.
— Пока не уверен. — Бершинский сел за стол, налил себе полный стакан воды из графина и, залпом выпив, молча уставился на скрижаль. — Возьми-ка, Тёма, эту каменюку и дуй в ректорат, сделай ксерокопию. Не таскаться же нам с такой тяжестью.
— Понял. — Пучков, схватив скрижаль, выскочил из комнаты.
Профессор встал и подошел к окну. Мысли в голове его перепутались, он понимал, что эта женщина, Арина, похоже, принесла им действительно бесценную вещь. Вещь, о существовании которой он подозревал уже много лет. В то же время он никак не мог понять, что привело его в такое возбуждение: древняя скрижаль или женщина ее принесшая. На улице ярко светило солнце, весело щебетали птахи, а где-то за густой листвой шумел город. Бершинский попытался взять себя в руки и сконцентрироваться на скрижали.
«Сколько лет прошло с тех пор, как я услышал эту легенду? — подумал он. — Десять? Двадцать?»
Ее поведал ему один старый еврей, по имени Исаак Израилевич, потрясающий знаток русской истории и мифологии, познания которого распространялись далеко за пределы стандартных рамок. А потому многие его истории казались просто невероятными. Тем не менее, именно с подачи Исаака Израилевича Бершинскому удалось отыскать три поистине фантастических клада, относящиеся к временам Древней Руси.
Его раздумья прервал вбежавший Пучков.
— Всё! — выкрикнул он, размахивая ксерокопией скрижали. — Только…
— Что, только? — повернулся к нему профессор.
— Ксерокс.
— Что-то не так?
— Ну… в общем, стекло треснуло.
— Тёма, Тёма! Вечно у тебя что-нибудь случается.
— Альберт Родионович, но я же не нарочно. Тяжелая каменюка. Я, когда уже копию сделал, схватил ее, а она возьми да и выскользни у меня из рук.
— Ох, не вовремя это! Где же мы сейчас денег-то на ремонт возьмем?
Пучков вздохнул и уставился на носки своих нечищеных туфель.
— Ладно, забудь об этом, — махнул рукой профессор. — Пока. Потом переживать будем, когда вернемся.
— Откуда вернемся, Альберт Родионович?
— Из экспедиции, Тёма, из экспедиции.
— Так вы уже знаете, что это такое? — загорелся Пучков.
— Догадываюсь. Ну-ка, включай свой компьютер.
Они уселись перед стареньким пыльным монитором, и Бершинский попросил Пучкова загрузить карту Беларуси.
— Что ищем? — поинтересовался Артем.
— Ольшаны.
— Ольшаны?
— Ну да, Арина ведь оттуда приехала.
— Верно. Но при чем здесь это?
— Думаю, мы сейчас поймем, при чем. Смотри, — Бершинский ткнул пальцем в стекло монитора. — Увеличь немного. Видишь, вот Ольшаны, вот Припять, а вот — Горынь-река. А теперь смотри сюда, — он положил возле монитора листок с ксерокопией скрижали. — Ничего общего не находишь?
— Елки-палки! — воскликнул Пучков. — Да это же то самое место!
— Вот именно. Правда, с надписями на скрижали надо будет повозиться. Я подобного письма раньше не встречал. Может, какой-то шифр? Но направление мы теперь знаем точно. А это дает нам повод предположить, что мы имеем дело с картой того самого места, где были спрятаны сокровища древлян. Я наверняка рассказывал тебе легенду о двенадцати ковчегах?
— Да, да. Помню, — встрепенулся Пучков. — Я тогда на третьем курсе учился, или на четвертом. Вы на семинаре рассказывали эту историю. Там что-то еще про истуканов.
— Точно. Так вот, это, похоже, оно и есть. Для верности, конечно, хорошо бы расшифровать текст. Но этим я займусь позже.
— А когда мы отправляемся?
— Хотелось бы, конечно, побыстрее. Я сам горю нетерпением. Но есть одна проблема.
— Какая проблема?
— Деньги, Тёма, деньги. Ты представляешь, во сколько нам обойдется эта поездка? Не ближний свет!
— Ничего! Мы же совсем недавно отпускные получили… Хотя…
— Вот именно, «хотя»! Я уже почти всё на книги потратил.
— На книги? — всплеснул руками доцент. — Ох, Альберт Родионович, не на то вы тратите свои кровные, не на то. Книги, их и в библиотеке можно взять. А деньги нужно расходовать на отдых, на развлечения, на жизнь, одним словом.
— Знаешь что, Тёма, позволь-ка мне самому за себя решать.
— Самому за себя у вас не получается. Вот сколько, например, вы потратили в этом месяце на ваши несчастные книги?