Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
— Смешно! — сказали барышни.
— Однако большевики заявили, что они будут спасать не Керенского, а революцию. И теперь по призыву Ленина большевики повсюду организуют всеобщую забастовку рабочих, выступление матросов и солдат против корниловского бунта. Генерал Корнилов объявлен вне закона как мятежник, и по приказу законного правительства против него движутся московские полки.
— Вместе с большевиками?
— Против Корнилова — вместе, — ответил полковник Верховский и, ударив по клавишам, отдался музыке.
…Вскоре стало известно:
А через несколько дней солдаты-двинцы были выпущены из тюрьмы, и рабочие Москвы пришли встречать выходящих из тюрьмы солдат-героев.
Арбуз, Стеша, мальчишки — продавцы газет чувствовали себя тоже героями, ведь листовки, разнесенные ими по всей Москве, помогли сломать замки тюрьмы.
Среди толпы встречавших Андрейка увидел дедушку Кучкова в сопровождении пекарей. Два здоровенных парня притащили к дверям тюрьмы корзину, полную сдобы. Дедушка Кучков обнимал и целовал выходящих из тюрьмы солдат, одаривал бубликами и приговаривал:
— Сынки, родные! Милые вы наши! Примите вот, откушайте. Пекари мы…
Двинцы, улыбаясь, принимали его подарки.
Многие люди плакали.
А двинцы шли и шли. Многие пошатывались. Ослабевших после голодовки поддерживали товарищи. Время от времени из толпы раздавалось «ура».
Освобожденных усаживали на извозчичьи пролетки, в автомобили и увозили в военные госпитали.
Стеша так плакала, что сквозь слезы едва не проглядела среди освобожденных отца. Он сам узнал ее, когда, подсаживаемый народом, влезал в грузовик.
— Стеша, скажи маме, скоро буду! Мы в Озерковский госпиталь! На поправку.
Автомобиль, фыркнув, загрохотал по булыжнику.
КТО ОН, ПОЛКОВНИК РЯБЦЕВ?
Отработав в офицерском буфете, Филонов возвращался домой пешочком через Кремль и здесь обычно встречался с Лукашей, который в это время выводил на прогулку рыжего сеттера, любимца полковника.
— Ну-с, как развивается шахматная партия между Мининым и Пожарским? спрашивал он сына. — Какие нынче ходы сделаны?
Мининым он называл московского городского голову эсера Руднева, Пожарским — полковника Рябцева. Перебрав в уме всех известных политических деятелей, старый лис Филонов решил, что именно они способны усмирить смуту и восстановить на Руси твердую власть.
В последнее время Руднев и Рябцев очень сблизились и проводили вечера за игрой в шахматы в кремлевской квартире полковника, чтобы, как они говорили, «почесать мозги на сон грядущий». Передвигая шахматные фигурки, игроки негромко переговаривались.
Лукашка с лакейской чуткостью улавливал их разговор.
— Сегодня полковник Рябцев опровергал господина Руднева, сказавшего, будто у Лавра Георгиевича есть шансы снова всплыть на поверхность. «Нет, сказал полковник, — история не любит неудачников».
— А городской голова что в ответ?
— Господин Руднев согласился и сказал: «У нас военная диктатура не пройдет. Спасение России должно возглавить гражданское лицо, новый Кузьма Минин».
— Ход конем! Кого же он выдвигал в Минины?
— Господина Рябушинского, финансового туза. «Его, — говорит, — все деловые люди поддержат».
— Не пройдет! Много наболтал, плохо прославился.
— Вот и полковник того же мнения, что и вы, папаша.
— Умен. Значит, не нашли еще Минина. А кого прочат в Пожарские? Брусилова не называют?
— Нет, папаша…
В последнее время Филонова многое сердило. Главное — неустойчивость. Неустойчивость во всем: деньги-керенки неустойчивы; сам премьер неустойчив; в семье тоже неустойка: Глаша, красавица Глаша, приманка будущего ресторана «У Георгия», чуть не совершила глупость, задумав сочетаться гражданским браком с барчонком фон Таксисом. Хорошо, что на пути к этому несообразию оказался один решительный человек — слесарь телефонного завода Петр. Встретил он барона и, взявши за грудки, сказал: «Отстаньте от девушки, барин, увлечете ее и бросите по вашему господскому обычаю. И тогда ох плохо вам будет!»
Глаша, оставив барчонка, влюбилась в этого слесаря. Беда с молодежью! Скорей бы порядок наступил!
— Слушай их внимательно. Слова не пророни. Нам все надо знать, чтобы в ходе не ошибиться, — наставлял Филонов Лукашу.
Вскоре случилось, что Лукаша прибежал в буфет к отцу с важной новостью.
— Играем главную нашу партию, папаша. На большой выигрыш. Кто — кого.
— С господином Рудневым?
— Нет, с самим Михаилом Константиновичем!
— Это кто же такой?
— Не знаете, папаша? — Лукаша был очень доволен. — А ведь этот шахматист еще против царизма играл под таким именем. Важнейший шахматист!
— Масштабная игра, — в некотором недоумении изрек Филонов. Любопытственно…
— Михаил Константинович красными двигает. Сильнейшие фигуры у него зовутся Мастяжарт, Бромлей, Гужон…
— Прибавь завод Михельсона, крепость большевизма! — уточнил Филонов-старший.
— Учитывается. А у полковника Рябцева в распоряжении Алексеевское военное училище, Александровское, Лефортовские кадетские корпуса. Школы прапорщиков.
— Это все слоны, ладьи, кони — фигуры боевые, да к ним нужны пешки!
— Пешки-юнкера!
— Отличные пешечки! Беленькие, чистенькие, толстоморденькие! Филонов-старший заходил кругами, потирая руки. — Постой! — остановился он. — А куда вы денете сто тысяч солдат Московского гарнизона?
— Полковник их обезоружил! Из всех ненадежных полков винтовочки юнкерам, а солдатам одни учебные, негодные к стрельбе оставил.
— Наполеон! — всплеснул руками Филонов. — И что это за Михаил Константинович? Как это он с таким стратегом, полковником Рябцевым, решает сражаться? У него что, две головы на плечах?