Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
— Эта стихия сметет вас, — сказал Ярославский. — Смиритесь, полковник. Уберите ваших юнкеров, раздразнивших солдат.
— Согласен. Я отведу от Кремля юнкеров, вы выведете из стен Кремля роту сто девяносто третьего полка.
— О деталях договоримся за столом переговоров, — сказал Ярославский.
Ногин и Ярославский вышли к солдатам и объяснили, что полковник Рябцев готов подчиниться Советской власти. Юнкерам будет приказано уйти восвояси.
Сопровождаемые до ворот комендантом Кремля, молодым большевиком прапорщиком Берзиным, они уехали.
«НЫТРЫЛИТЕТ»
Когда Иван Васильевич Кучков и Андрейка подошли к расположению артиллерийской бригады, ворота оказались на запоре. В них давно и напрасно стучался двинец Зеленов, посланный уговорить артиллеристов поддержать их своими пушками. Ворота охранялись усиленными нарядами унтеров и старшин под командой офицеров. Солдат видно не было.
— Здесь происходит недоброе, — волновался Зеленов. — В этой бригаде много кулацких сынков. Недаром в бригаде эсеровское засилье.
— Среди солдат и сочувственные нам найдутся, — успокаивал его Кучков. — Здесь не одно кулачье, в наводчиках и бывшие рабочие есть. Да и батраков немало.
— Но ведь их раскачать надо, организовать, пока офицерье на свою сторону их не повернуло! Придется лезть через забор. — Зеленов подобрал полы шинели.
— Не лазь! Подстрелят, — остерег его Кучков.
— В каждом заборе лазейка есть, — подсказал Андрейка.
Иван Васильевич, согнувшись, бросился вдоль забора, щупая и пробуя доски. Зеленов подался в противоположную сторону. Первым обнаружил потайной лаз Андрейка — за помойкой. Хорошо, удобно. В случае, если застукают, помои, мол, выносили.
Патруль заметил посторонних уже у входа в самый большой барак, где шел митинг, попытался было задержать, да поздно. Пришедшие затерялись в массе артиллеристов.
На трибуне ораторствовал поп. Он читал обращение Вселенского святейшего собора к солдатам — не поддаваться антихристам-большевикам, не обагрять свои руки кровью православных.
— А моей кровью обагрять можно? — крикнул Кучков.
— Ты кто такой? — уставился на него председатель солдатского комитета. — Откуда взялся?
— Я ваш дедушка! С неба свалился! — Иван Васильевич полез на трибуну. Его пытались не пустить, но солдаты закричали: «Дать слово дедушке!»
— Благословите, батюшка! — отстраняя попа, склонился Кучков. — Вот видите, и благословения не дает. Значит, я для батюшки и неправославный! Господа офицеры, с которыми он в картишки перекидывается, меня могут и прикончить, пока вы нейтралитет держать будете! На запоры вас заперли, от свежего воздуха затворили. Почему я, революционер пятого года, депутат Московского Совета от пекарей, хлебный дедушка ваш, должен к вам через помойку лазить, а? Ух вы, нейтралы!
Солдаты притихли.
— Это кто распорядился никого к нам не пускать? — раздалось из толпы.
— Комитет не распоряжался, — ответил председатель.
— Значит, «ваши благородия» вами, как при царе, распоряжаются? Опекают, как детей малых? Скоро в нужники под конвоем поведут нейтралов!
— Провокатор! Демагог! Лишаю слова! — поднялся из-за стола председатель солдатского комитета, по-видимому, из эсеров.
— Я провокатор? Я демагог?! — двинулся на него Кучков.
На трибуну вскочил Зеленов, зажав в руке солдатскую фуражку.
— Я от имени солдат-двинцев кланяюсь вам, товарищи, и прошу: да выгоните вы соглашателей, офицерских ставленников, буржуйских прихвостней! Захватили они ваш солдатский комитет. Не доведут до добра. Их душка Керенский сбежал, Временное правительство, изменившее революции, арестовано солдатами и матросами, власть перешла к съезду Советов.
— Врешь! — грохнуло из зала.
— Убейте меня, если вру! Ленин сформировал Советское правительство. Ленин, который за мир народу, за землю крестьянам!
— Что здесь происходит?! — входя в барак, крикнул рослый бородатый полковник, чуть не оглушив притиснутого к дверям Андрейку.
— Вам слово не дано, господин полковник! — ответил ему Зеленов. Здесь солдаты решают свои, солдатские, дела… А вы занимайтесь своими, офицерскими.
— Молчать! Арестовать постороннего! Караул, в ружье!
Услышав команду полковника, солдаты, словно пчелы из потревоженного улья, вылетели во двор, отняли винтовки у караульной команды и, наверное, перекололи бы офицеров, вздумай хоть один из них выстрелить. Потом кто-то растворил ворота, и солдаты выпроводили из казарм офицеров и занялись своими солдатскими делами.
Вновь избранный председатель солдатского комитета был большевиком.
— Сочувствующих у нас немало, но проявить себя пока не решались. Очень сильны были у нас эсеры, — объяснял он Кучкову, пытаясь дозвониться по телефону в Московский Совет. Но почему-то телефон переключали на штаб военного округа и в трубке раздавался строгий офицерский голос: «Из какого полка? По какому делу? Что произошло в бригаде?»
Председатель комитета улыбнулся и посадил к телефону самого горластого парня — ездового Федю, наказав ему на все вопросы отвечать: «Держим строгий нейтралитет!»
Федя все понял, но никак не мог выговорить мудреное слово «нейтралитет» и отвечал:
«У нас строго. Нытрылитет!»
Так он ответил и самому Рябцеву.
Услышав «нытрылитет», полковник закричал:
— Да ты соображаешь, с кем говоришь, мерзавец? Я полковник Рябцев! Твое имя, звание?
— Ездовой Хведя!
— Передай трубку кому-нибудь из членов вашего комитета, болван!
— От болвана слышу.
— Я тебя пристрелю, негодяй! Да что у вас там?!
— Нытрылитет!