Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
— Филенька! Фильчик, отзовись! Где ты? Жив ли ты? — вопрошала тетка.
Но Филька не откликался на призывы тетки. Он не хотел расставаться с арсенальцами, прильнув к чуть живому от побоев юнкеров Берзину.
Отыскав тетку, Лукаша именем Рябцева распорядился найти и привести к нему брата. Юнкера выволокли из подвала упирающегося Фильку.
Лукаша отвел Фильку в сторону и объяснил, что он должен выполнить поручение полковника, высмотреть, что делается у красных в Замоскворечье, разведать все точно и не соврать.
— Без всяких фортелей,
— Сведения принесешь лично мне. Я буду тебя ждать в квартире полковника. Если отлучусь, подожди, — напутствовал он брата.
«Чего проще? Узнаю все у мальчишек», — решил Филька и стал пробираться переулками, дворами, лазейками мимо красногвардейских застав в Замоскворечье.
В районе Швивой горки громыхали по мостовой пушки. Их везли кони. За пушками бежали мальчишки. Артиллеристы въехали в ограду ближайшей церкви, распрягли коней и пустили их пастись среди кладбищенской травы.
Мальчишки облепили церковную ограду. Им не терпелось увидеть, как палят из пушек. Филька тоже ни разу не видел, как стреляют пушки. Но артиллеристы не торопились. Одни зашли в церковь, сняли папахи и крестились. Другие влезли на колокольню посмотреть на Кремль.
— Дяденьки, стрельните! Дяденьки, стрельните! — просили мальчишки, и в их хор вливался голос Фильки.
Усатый артиллерист приметил Фильку и спросил:
— А ты откуда взялся такой рыжий-красный?
— А из Кремля.
— Давно ли?
— Сейчас, дяденька. Меня братик послал, чтобы я все видел, развидел.
— Ишь ты какой! А что же твой братик сам не пошел посмотреть?
— А он при должности. Ему никак нельзя отойти от полковника Рябцева. Он ему кофей подает.
— Ой, врешь! Ой, вихры потяну за враки! Ну и сказочник ты, брат! Ростом мал, а враньем велик!
— Да не вру я, дяденька! Вот землю съесть! Хоть разок стрельните, мне бежать надо.
— Если не врешь, стрельнем, — пообещал солдат. — А ну скажи, где полковникова квартира? Только не шути, я там бывал, знаю. — И солдат повел Фильку на колокольню.
Кремль с колокольни был отлично виден. И дворцы, и церкви, и мощеный двор — прямо как на ладони.
— А ну-ка укажи, где же та квартира.
Филька прищурился, приложил к глазу кулак, присмотрелся и определил:
— Вон в том углу. У полковника Рябцева в кабинете одно окно туда, другое — сюда. Вон, дяденька, стоит коляска у подъезда, парой запряженная. А над подъездом на третьем этаже квартира полковничья. А у братика комната без окон, во-он за тем углом. Отсюда не видать. Ну пальните теперь, дяденька?
— Вижу, не врешь. Стрельну… Вот как нарушится перемирие, сразу и пальну.
— Скорей бы! — вздохнул Филька.
…Перемирие было нарушено белыми ночами. Обманув охрану Бородинского моста, офицеры набросились на красногвардейцев и перекололи их штыками. На вокзал они прорвались без выстрела. Быстро оцепили перрон, оттеснили пассажиров в залы и, обезоружив солдат,
Железнодорожников они заставили принимать поезда под дулами пистолетов.
К каждому телеграфисту, дежурному, диспетчеру было приставлено по два офицера.
Главная, разведывательная, рота, составленная из наиболее надежных солдат-ударников, беспрепятственно высадилась и мерным шагом проследовала в расположение белых, таща за собой пулеметы.
— Поздравляю с первой ласточкой, — доложил Рябцеву поручик Ровный.
— А где же весь батальон?
— Сейчас прибудет. Вокзал в наших руках, путь свободен. Рында-Бельский по поводу успеха уже атаковал вокзальный буфет. Молодец!
— Вот если бы так же успешно этот молодец атаковал не бутылочные батареи, а пушечные! — сказал полковник, вспомнив неудачный налет Рында-Бельского на артбригаду.
Поручик Ровный сел за телефон и, когда дозвонился до дежурного по вокзалу, побледнел.
— Батальон пулеметчиков перехвачен! — тихо доложил он.
— Кем перехвачен?
— Варенцовой.
— Отрядом Варенцовой? Не слышал про такой отряд. Большевичка она известная, но отрядами не командует. Пропагандой занимается.
— Она их на товарной перехватила, — слушая сбивчивый рассказ дежурного, передавал Ровный. — Вышла на перрон и сказала: «Сынки! Я ваша мать, ткачиха ивановская. Сперва меня убейте, потом поезжайте убивать ваших братьев, рабочих». Среди солдат были ивановцы. Они узнали ее и высыпали к ней из вагонов. А затем последовали за ней в распоряжение Военно-революционного комитета.
Рябцев выслушал, затем приказал, отчеканивая слова:
— Негодяя Рында-Бельского, прозевавшего наш батальон, расстрелять на месте там же, в буфете. Всеми наличными силами ударить навстречу прибывающим войскам, включая прорвавшуюся роту пулеметчиков. Баррикаду на Остоженке снести любой ценой. Жизнь и смерть нашего дела зависят от этого. Вы понимаете, поручик Ровный?
МОСКОВСКИЙ ГАВРОШ
Утро было холодное, промозглое. С неба то сочился дождь, то сыпала снежная крупа. Северный ветер пронизывал шинели солдат и ветхие пиджаки красногвардейцев. Расслабленные затишьем, они зябко дремали во дворах, в подъездах, на баррикаде, прислонившись к тюкам ваты. Смена выходить на улицу не торопилась. Один солдат Сидор поднялся и позвал с собой Андрейку.
На баррикаде лежали поверх тюков винтовки, солдаты и красногвардейцы дремали рядом. А при некоторых винтовках и хозяев не было, видно, ушли погреться.
Завидев Сидора и Андрейку, солдаты и красногвардейцы попросили:
— Покарауль, дядя Сидор. Мы живо, только чайком погреемся, — и, оставив громоздкие винтовки на баррикаде, устремились к битком набитой чайной.
Убедившись, что у белых тишина, солдат Сидор согласно кивал на просьбы знакомых и незнакомых. На баррикаде вскоре остались они вдвоем с Андрейкой: самый старый и самый юный солдат Красной гвардии.