Легенда о «Ночном дозоре»
Шрифт:
– Тарок? – Лойза расслышал последнее слово и оживился. – Пан знает про Тарок? У нас в городе многие гадают по этим картам. То очень старые карты, и говорят, что они иногда оживают и ходят по улицам Праги. Пан наверняка слышал про Голема?
– Конечно, слышал! – подтвердил Старыгин.
– Так вот, старики говорили, – Лойза понизил голос и огляделся, как будто боялся, что его подслушают, – старики говорили, что Голем – это есть ожившая двенадцатая карта, Пагад!
– Пагод? – переспросила Катаржина. – Еще одно таинственное слово! Что это значит?
– Пагод –
– Пан так много знает! – уважительно проговорил Лойза.
Вдруг зазвонил телефон. Оказалось, старомодный черный аппарат стоял на столе, запрятанный под кипой старых газет.
Хозяин торопливо снял трубку, выслушал сообщение и помрачнел. Коротко ответив, повернулся к гостям и сказал:
– Должен покинуть вас! Случилось то, чего я боялся: возле устоев Манесова моста опрокинулась лодка с туристами. Все оттого, что вода в реке еще слишком высока! Я предупреждал, но разве кто слушает Лойзу? Их уже вытащили, но я должен заняться лодкой: то моя работа. Будьте как дома, а я приду через час.
Он накинул темный непромокаемый плащ и удалился, громко хлопнув дверью.
Едва стихли шаги хозяина, Катаржина повернулась к Дмитрию Алексеевичу и проговорила:
– Что за знаки вы делали мне там, возле воды? И как вас угораздило свалиться в запруду?
– Я не хотел говорить при нашем гостеприимном хозяине, но там, возле мельничного колеса, кто-то прятался, и этот человек ударил меня по голове, а потом столкнул в воду. Я точно помню, я получил удар до того, как упал, а вовсе не столкнулся с мельничным колесом. – Он поморщился, потому что грубое одеяло нестерпимо кусало кожу.
На лице Катаржины явственно отразились сомнения, однако вслух она ничего не сказала.
Старыгин придвинулся ближе к огню и принялся рассматривать запись, скопированную с надгробия.
В комнате наступила тишина.
Это была напряженная, мучительная, настороженная тишина, которая в любую секунду, казалось, готова прерваться чем-то неожиданным и страшным.
И вдруг в этой тишине из соседней комнаты донесся странный зловещий скрип.
– Что это? – испуганно вскрикнула Катаржина.
Старыгин вскочил и бросился к двери, придерживая заменявшее ему одежду одеяло. Катаржина опасливо держалась позади него.
Соседнее помещение оказалось огромной клетью, или попросту кладовой, где в прежние времена хранили предназначенное для помола зерно. Там было темно, пахло многолетней слежавшейся пылью и плесенью, на полу были грудой свалены пустые мешки. Когда глаза Старыгина привыкли к темноте, он разглядел в дальнем конце помещения темный неподвижный силуэт.
– Кто здесь? – Старыгин шире открыл дверь, чтобы осветить эту странную фигуру.
Незнакомец не шелохнулся и не издал в ответ ни звука. Что-то в нем было странное, противоестественное.
В это время дрова в камине вспыхнули необыкновенно ярко, и их отсвет проник в темную кладовую, на мгновение озарив таящийся во тьме силуэт.
Старыгин ахнул и попятился.
То, что он принял за прячущегося в темноте человека, было…
Собственно, это и был человек, только он был подвешен вниз головой к потолочным стропилам. Он висел, привязанный за одну ногу, вторая нога была нелепо подогнута к животу. Длинные густые волосы свисали до самого пола. От проникшего в кладовую дуновения воздуха человек покачнулся, и снова Старыгин услышал тот самый зловещий скрип.
– Господи! – прошептала Катаржина и, оттолкнув Старыгина, бросилась к повешенному. Дмитрий Алексеевич последовал за ней, преодолев охватившее его при виде страшного зрелища оцепенение.
Но он не успел еще дойти до середины помещения, как Катаржина, повернувшись к нему, выкрикнула:
– Он мертв! Пульса нет!
Старыгин остановился, оперся о стену, чтобы сохранить равновесие, и случайно наткнулся на кнопку выключателя.
Помещение озарилось тусклым желтоватым светом.
И в этом свете представшая перед Старыгиным картина показалась особенно чудовищной. Подвешенный за одну ногу человек медленно покачивался, как туша в мясном магазине. Катаржина стояла в шаге от него, прижав руки к лицу, чтобы не видеть страшного зрелища.
Внезапно с глаз Старыгина словно спала пелена.
– Ян Корнелиссон Вишер… – проговорил Дмитрий Алексеевич. – Вот он, двенадцатый аркан!
– Что вы несете! – закричала Катаржина, опустив руки и отступив к стене. – Вы сошли с ума! Здесь мертвый человек, а вы твердите что-то о каких-то арканах! Вы что – совсем рехнулись?
Вдруг она замолчала, бессильно опустила руки вдоль тела и тихо проговорила:
– Простите, я сама не знаю, что говорю… Вы что – знаете этого человека? Как, вы сказали, его зовут?
– Ян Корнелиссон Вишер, – повторил Старыгин.
– Но ведь это… – она вскочила и топнула ногой от гнева, – это имя знаменосца с картины Рембрандта… вы бредите!
– Это его двойник. Разумеется, он носит другое имя. И я опоздал к нему на встречу.
Старыгин подошел к мертвецу, прикоснулся пальцами к его шее.
Пульса не было, и кожа начала уже холодеть. Только длинные волнистые волосы, едва заметно колыхавшиеся под дуновением сквозняка, казались еще живыми. Старыгин аккуратно отвел волосы с лица. В искаженных чертах с трудом можно было разглядеть что-то знакомое. Но несомненно, это был двойник знаменосца с картины.
– Ему уже ничем не поможешь. Наверное, нужно оставить все как есть до прихода полиции.
– Нас же опознает лодочник! – Катаржина схватилась за голову.
– И пан Лойза. – Старыгин осторожно взял ее за руку и вывел в соседнюю комнату.
Там он усадил ее к самому камину, налил полный стакан хозяйской настойки и поднес к губам. Катаржина отпила один жадный глоток и передала ему стакан. Крепчайшая жидкость обожгла желудок, глаза сами собой вылупились, но стало гораздо легче. Катаржина тоже успокоилась, не зря доктор Беккер утверждал, что его настойка помогает едва ли не от всех болезней.