Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак(Историко-приключенческие повести)
Шрифт:
Они лежат долго, почти полночи, но потом Володя, как старший и, следовательно, более благоразумный, говорит:
— Пора, братан, по кубрикам. Поймает нас здесь старпом — секир башка будет!
ПАРОХОД ВЕДЕТ ЮНГА
Утро в тропиках приходит, как и ночь, сразу. Попив чаю, друзья расходятся по своим рабочим местам: Володя в машину, Спартак на камбуз. Среди многочисленных обязанностей юнги есть одна, которая очень не нравится Спартаку, — чистить картошку. Работа эта не тяжелая, хотя начистить надо много — ведро, а то и два, — но, как считает Малявин, не мужская и не матросская, и никакие рассказы кока о том, что с этого начинали все знаменитые флотоводцы, не убеждают юнгу.
Покончив с картошкой, Спартак присоединяется к матросам, работающим на палубе, приводит в порядок вместе с ними большое и сложное боцманское хозяйство. Он трудится наравне со всеми, и когда кто-нибудь, жалеючи, говорит ему с грубоватой лаской: «Ступай, паренек, отдохни. Еще наработаешься!», сердито отвечает: «С какой стати?! Что я, маленький?» Боцман, слыша это, подбивает усищи пальцем кверху и довольно хмыкает. Вслух он своего одобрения никогда не высказывает, а заметив, что мальчишка уже шатается от усталости, поручает ему какое-нибудь легкое занятие, но делает это с таким видом, будто это очень важное и ответственное задание.
Только один вид матросской службы остается пока недоступен юнге — вахта на руле. Часто бывая на мостике, делая там приборку, Спартак с завистью смотрит на своих товарищей, стоящих у штурвала и выполняющих команды капитана и вахтенных штурманов. А ведь и он, Малявин, смог бы так: третий помощник иногда давал ему попрактиковаться. Но этого никто не знал…
Нередко на руле стоял белобрысый Витька Ганин. Он, видимо, догадывался о желании юнги, поэтому каждое появление того на мостике встречал ехидной фразой:
— Что, сменить меня пришел? Давай, а то я уже притомился! — Но тут же как бы спохватывался и притворно сочувствовал: — Ах, да, я забыл! Ты ведь у нас еще малолетка, Малявка…
Спартак стискивал зубы и отворачивался.
Отношения у них с Витькой складывались какие-то непонятные. Там, на берегу, они еще по-детски ссорились-мирились, были, в общем, на равных, Спартак даже считался сильнее, хотя был на год моложе. А здесь, на судне, Ганин сразу же взял по отношению к нему насмешливый покровительственный тон, всячески старался показать свое превосходство. Он то и дело приставал к юнге с дурацкими розыгрышами: посылал в котельную за паром или на камбуз продувать макароны, хотя на такие глупости уже давно не «покупался» ни один новичок на флоте, а особенно мальчишка, выросший у моря. Спартак в ответ на эти издевательские предложения лишь презрительно усмехался и крутил пальцем у виска.
Он никак не мог понять, что белобрысому от него надо, за что он взъелся. Малявину было невдомек, что Ганин насмехается над ним не только потому, что от природы вредный, но главным образом из-за своей неуверенности. Да, да, неуверенности! Ведь до прихода Спартака на «Коперник» он, Витька, был здесь самым молодым и неопытным матросом, и все традиционные на флоте шуточки и подначки доставались ему. И вдруг на судне появился мальчишка еще моложе его — юнга, к тому же давнишний знакомец. Витька мстительно обрадовался и, вознаграждая себя за свои мучения, а также из желания казаться перед моряками взрослым, начал измываться над Спартаком. Иногда он чересчур увлекался и отходил от юнги, только заметив злые огоньки в его темных глазах и желваки на скулах.
Вот и сегодня, едва Спартак поднялся на мостик, Витька встретил его обычной своей ехидной улыбочкой, спросив:
— Что, сменить меня пришел?
— Вот именно! — это сказал капитан, который стоял спиной к рулевому, осматривая горизонт в бинокль, и, казалось, не замечал того, что происходит в рубке.
Матрос и юнга изумленно уставились ему в затылок. Он медленно повернулся. Капитан был невысокого роста, старенький и сухонький. Рядом с настоящим морским волком, таким, например, как боцман Аверьяныч, он проигрывал по всем статьям, морского в нем только и было, что темно-синий китель да фуражка с непромокаемым верхом. А седеющая, клинышком, бородка и длинные усы делали его похожим на профессора. Разговаривал он негромко, четко произнося слова, и ко всем без исключения обращался на вы.
— Вы что, не поняли? Матрос Ганин, сдать вахту! Юнга Малявин, стать на руль!
— Есть сдать вахту! — буркнул один угрюмо.
— Есть стать на руль! — охрипшим голосом ответил другой, весь затрепетав от радостного страха.
Витька шагнул в сторону, Спартак встал на его место. С удовольствием почувствовал, как теплые отполированные шпаги [116] легли в ладони. Расставил пошире ноги и с преданной готовностью посмотрел на капитана.
— Не на меня смотрите — на приборы, — улыбнулся тот, и снова отвернувшись, спросил обычным сухим тоном: — На курсе?
116
Шпаги — здесь: рукоятки штурвального колеса.
— На курсе — 125!
— Ложитесь на 120.
— Есть ложиться на 120!
Спартак крутнул штурвал влево, не отрывая глаз от стрелки аксиометра [117] , и видя, что хватил лишку, немного переложил колесо в обратную сторону. Теперь порядок!
— На курсе 120!
— Так держать!
— Есть так держать!
И продолжал свой путь в океане пароход «Коперник», ведомый капитаном с помощью юнги Малявина.
И не было в этот день на судне — а может, и во всем мире — счастливее человека, чем Спартак!
117
Аксиометр — прибор, указывающий угол отклонения пера руля.
НАПАДЕНИЕ
«Коперник» пересек экватор, идя Макасарским проливом. Традиционных торжеств по этому поводу — веселого праздника с Нептуном, русалками и чертями — не было: рейс, как уже было сказано, проходил в трудных военных условиях. На судне регулярно проводились учебные тревоги и стрельбы из орудия, экипаж находился в постоянной готовности.
Все это было не напрасным. Как раз в эти дни другое дальневосточное судно — танкер «Майкоп» совершал рейс в обратном направлении Сурабая — Владивосток с грузом кокосового масла. На подходе к Филиппинам он подвергся нападению японских бомбардировщиков. Радист «Майкопа» передал в эфир: «14 ч. 30 м. …нас атакуют четыре японских самолета… На судно сброшено 20 бомб…» Передача прервалась, очевидно, радист погиб…
Япония становилась пиратом Тихого океана.
На «Копернике» только и говорили, что о войне, все еще были под впечатлением разгрома немцев под Москвой. А еще было много разговоров о доме, и тем больше их становилось, чем дальше оставались за кормой родные берега. Даже Спартак, которого никто дома не ждал — дом его теперь здесь, — тоже скучал по Владивостоку, по родной 1-й Морской, по дворовым друзьям, с которыми вместе мечтал о море. О море вообще.
А это, южное, море уже прискучило своей пустынностью и однообразием. Не удивляли и не радовали больше летучие рыбы, золотисто-голубые макрели, резвые стайки дельфинов, как бы играющие с судном в салочки, акулы, постоянно сопровождавшие пароход и подбиравшие весь выбрасываемый мусор вплоть до консервных банок. И жара, одуряющая тропическая жара, надоела. К ней невозможно было привыкнуть. Постоянно хотелось пить, смыть с тела пот, заливавший во время работы. Между тем расход пресной воды на судне был ограничен: рейс длился уже много дней.