Легенда
Шрифт:
Быстро растущая густая как войлок шерсть, стремительно покрывает тело. Руки и ноги трансформируются в лапы, и на них вытягиваются черные длинные когти. Формируется голова с клыкастой жуткой пастью, старая расплывается и лепится неведомым скульптором, как из пластилина новая. Все это происходит хоть и плавно, но быстро. И завораживает неискушенный взгляд.
Медведь прыгнул и встал на задние лапы нависнув над дерущимися духами. Принюхался и взревел, да так, что посыпались иголки с елок. Два раза махнул когтями, и два тела, куклами разлетелись в противоположные
– Ты сдурел, Берендей? – Затряс головой сидящий в траве, вытянув ноги шишок, чуть голову не оторвал.
– Я тебя почти поймал крысеныш. – Пытался сконцентрировать на Ильке плавающие в состоянии сотрясения глаза Злыдень.
– Молись своему черному уроду, что мне помешали, я почти добрался до твоего уха. – Огрызнулся шишок.
Медведь рявкнул, предупреждая, что шутки закончились. Внимательно посмотрел, сначала на одного, потом на другого, оценивая, поняли ли его и перекинулся в человека. Ловко подцепил ногой посох, подкинул его ступней, перехватив руками, и оперся.
– Успокоились? – Окинул он собравшихся на поляне тяжелым взором. – Продолжим разговор.
Игра в верю, не верю - затянулась до полуночи. Одни защищали старых богов и отстаивали существующий миропорядок, другие сводили к тому, что новое — это хорошо, и давно пора менять правила.
Названые братья отстаивали старое, а вот за новое больше всего стояли Злыдни, вновь ставшие троицей, и упирающийся упрямством Трясовица. Сирин, поддерживала Федограна, а Анчутка и Берендей сомневались, метаясь от одного мнения к другому. Единственное, что радовало, никто не кидался больше в драку, ограничиваясь руганью, частенько скатываясь к оскорблениям.
– Где это я? Что тут происходит? – Очнулся наконец Хоквуд, и сел выпучив глаза. – Вы кто?
– Беседуем. – Буркнул ему шишок. – Присоединяйся.
– Где мои доспехи? Кто их снял? – Закрутил головой рыцарь.
– Вон валяются.
– Кивнул Илька.
– Не сообразили мы, как их на тебя напяливать, уж извини, и вообще, спасибо скажи что надели на тебя то, что одето, могли бы и голым оставить. Сверкал бы сейчас тут непотребством. Садись и слушай, не мешай.
– А я вам говорю, что не будет вас в будущем, исчезните. И не спрашивайте больше, как это случится, я не знаю. Не дошли сведения. Нет там больше ни вас, ни привычных богов. Другие пришли им на замену, вот только никто их тоже не видит. Тоже только одни легенды об их деяниях остались в памяти людей.
– Почему ты решил, что это из-за Чернобога? – Анчутка недоверчиво посмотрел на богатыря. – Может это из-за Перуна?
– А ты подумай? – Встрял в разговор Вул. – Тысячелетиями мы жили старым укладом, и все было хорошо. Я не помню, чтобы кто-то из кромочников болел насморком, а тут все сразу начали чувствовать недомогание. Приток силы из скрижали Рода, больше не поступает в мир. Вот в чем тут дело.
– Кто?
— Это?
– Подтвердит?
– Злыдни по очереди посмотрели на волколака.
– Того, кто мог это подтвердить, Федогран убил недавно, а другой с горы Аргоран не слазит. Вход в пещеру охраняет. – Пробурчал шишок. – Нет у нас видаков.
— Так это ты убил Кацикина? – Берендей с уважением посмотрел на парня. – Силен. Он же бессмертный. Как тебе это удалось?
– Застрелил. – Пожал плечами Федогран, словно ничего особенного не произошло.
– Прямо в лоб ему стрелу вогнал. – Бер даже привстал и рукой ткнул себя в голову. – Прямо сюда. Одним выстрелом. Я потом тот лук натянуть попробовал, у меня не получилось.
– Слабак. – Хмыкнул Берендей. – Можно посмотреть? – Повернулся он к Федограну.
– Можно. – Тот скинул со спины лук, с которым не расставался. – Бери.
Мышцы налились узлами, жилы вылезли синими нитями из кожи человека-медведя, но тетива даже не дрогнула.
— Это, что же за оружие такое? – Смахнул тот капли пота с мокрого лба. – Где ты его взял?
– Мокошь подарила. – Богатырь вновь закинул лук за спину.
– Ты видел богиню? – Округлились глаза Берендея.
– И ее, и Перуна, и Марену, и даже Ярило. – Кивнул богатырь.
– Так что же ты молчал? – Вскочил человек-медведь. – Это же все меняет. Значит боги еще помнят о нас и спускаются на землю. – А ты говоришь им дела нет. – Хлопнул он одного из злыдней по плечу. Все… Я за старую веру. Пусть и дальше Перун в небесах молниями громыхает. Я, служить вралю не буду. Не достоин он.
– А я всегда был против кровавых жертвоприношений. Требы надо хлебом нести. Я тоже больше вруну служить не хочу, не по совести это. Неправильно. – Закивал Анчутка.
– Мы.
– Будем.
– Думать. – Злыдни поднялись.
– Мы.
– Уходим.
– Размышлять.
– Проваливай, и больше мне на пути не попадайся, ухо отгрызу. – Не мог не прокомментировать шишок.
Три сгустка слизи посмотрели на его, как на пустое место и молча нырнули одновременно в болото.
– Да…уж… - Проследил за ними Трясовица. – Это действительно многое меняет. Меня ведь практически убедили, что боги мертвы, и начинается передел мира… Оказывается это ложь. Думаю, что я вернусь к старой вере. Не хочется быть в конце пути обманутым.
Ночь полностью вступила в свои права. Это заметили только тогда, когда наконец стихли споры. Месяц плыл в темных перьях облаков, словно черной, ажурной вуалью прикрывающих неестественно яркие, крупные звезды. Где-то ухал филин, квакали лягушки. Спать не хотелось, все сидели молча в темноте и думали, каждый о своем.
Все обошлось без драки, чему не очень-то был рад Бер, но тактично лишь морщил лоб, и молчал. Сирин укрылась крыльями и о чем-то сама с собой разговаривала, превратившись в черный сугроб в темноте. Берендей задумчиво поглядывал на Федограна, видимо не решаясь задать мучающий его какой-то вопрос, а тот откинулся на спину и смотрел в небо. Наконец-то можно расслабиться. Вул также смотрел, не отрываясь, на тонкий серп месяца, погрузившись в себя. Анчутка кидал камешки в воду, целясь в отражения звезд, а рядом, обхватив колени руками, раскачивался в раздумье Трясовица.