Легенда
Шрифт:
— Ты что, не слышал меня, сын шлюхи? — прошипел Друсс.
Молодой человек судорожно сглотнул.
— Думаю, он в большом зале.., сударь! — Офицерик ни разу не бывал в сражении и даже в мелких стычках не участвовал, но нутром чуял: этот ледяной взгляд не сулит добра. Это просто безумец какой-то, подумал он, когда старик поставил его на пол.
— Проводи меня к нему и доложи обо мне. Меня зовут Друсс. Запомнишь, надеюсь?
Молодой человек закивал так усердно, что шлем с конским хвостом съехал ему на глаза.
И вот
— Друсс, старый дружище, свет очей моих!
Если состояние крепости поразило Друсса, то вид князя Дельнара, Верховного Хранителя Севера, потряс его вдвое сильнее. Поддерживаемый молодым офицером, тот мог сойти разве что за тень, которую отбрасывал на Скельнском перевале всего пятнадцать лет назад. Пергаментная кожа, желтая и сухая, обтянула череп, и глаза лихорадочно горели в темных глазницах. Офицер подвел князя к старому воину, и он протянул Друссу иссохшую руку. «Боги Миссаэля, — подумал Друсс, — да ведь он на пять лет моложе меня!»
— Я вижу, здоровье вашей милости оставляет желать много лучшего, — сказал он.
— А ты говоришь все так же прямо. Еще как оставляет. Я умираю, Друсс. — Князь тронул за руку молодого воина. — Посади меня вот здесь, на солнышке, Мендар. — Тот пододвинул стул и усадил князя. Дельнар благодарно улыбнулся и отрядил Мендара за вином. — Эко напугал ты парня, Друсс. Его трясет еще пуще, чем меня, — а у меня на то есть веская причина. — Князь умолк и стал глубоко, судорожно дышать. Руки его дрожали. Друсс опустил тяжелую ладонь на хрупкое плечо князя, жалея, что не может влить в него свою силу. — Мне и недели не протянуть. Но этой ночью во сне ко мне приходил Винтар. Он едет сюда с Тридцатью и моей Вирэ. Где-то через месяц они будут здесь.
— И надиры тоже. — Друсс взял себе стул с высокой спинкой и уселся напротив умирающего.
— Верно. И я хочу, чтобы ты тем временем принял на себя командование Дросом. Займись людьми. У нас много дезертиров, боевой дух низок. Возьмись за них. — Речь князя снова прервалась.
— Я не могу этого сделать — даже ради тебя. Я не полководец, Дельнар. Человек должен знать, на что он способен, а на что нет. Я воин — незаурядный воин, быть может, но я не ган.
И ничего не смыслю в бумажных делах, нужных для управления городом. Нет, не могу. Но я останусь и буду драться — придется тебе ограничиться этим.
Пылающий взор князя встретился с голубыми, как лед, глазами Друсса.
— Я знаю твои пределы, Друсс, и понимаю твои опасения. Но больше некому. Когда прибудут Тридцать, они возьмут правление на себя — но до тех пор ты должен будешь проявить свои воинские качества. Не сражаясь — хотя боги видят, как хорошо ты это делаешь, — но обучая других, передавая им свой многолетний опыт. Смотри на здешний сброд, как на ржавое оружие, которое нуждается в твердой воинской руке. Его необходимо отточить, отполировать, подготовить к
— Тогда мне для начала придется убить гана Оррина.
— Нет! Ты должен понять — в нем нет злой воли, и человек он неплохой. Он просто растерян — и старается изо всех сил.
Я не стал бы упрекать его в недостатке мужества. Впрочем, ты сам рассудишь, когда повидаешься с ним.
Мучительный кашель сотряс тело больного, на губах запенилась кровь, и Друсс бросился к нему. Князь слабо махнул рукавом, где лежал платок, — Друсс достал его, вытер Дельнару рот и легонько похлопал князя по спине. Скоро кашель утих.
— Нет справедливости в том, что такой, как ты, человек Должен умирать подобным образом, — сказал Друсс, ненавидя охватившее его чувство бессилия.
— Никто из нас не выбирает.., как ему уйти. Впрочем, нет, не правда... Ты-то здесь, старый конь. Хоть ты сделал верный выбор, Друсс от души расхохотался. Молодой Мендар принес штоф вина и два хрустальных кубка. Князь достал из кармана пурпурного камзола бутылочку и влил в свой кубок несколько капель темной жидкости. Он выпил, и его лицо обрело подобие красок.
— Темное семя, — объяснил он. — Оно мне помогает.
— К нему ведь привыкают, — заметил Друсс, и князь усмехнулся.
— Скажи, Друсс, почему ты засмеялся, когда я сказал, что ты сам выбрал свою смерть?
— Потому, что я еще не готов отдаться старой шлюхе. Да, она меня хочет, но придется ей сильно постараться, чтобы меня получить.
— Ты всегда смотрел на смерть, как на своего личного врага. Ты правда веришь, что она существует?
— Кто знает? Мне нравится думать, что да. Нравится играть в то, будто я всю жизнь веду с ней бой.
— Но на самом деле ты его не ведешь?
— Нет. Однако это не позволяет мне ржаветь. Через две недели сюда придут шестьсот лучников.
— Вот так новость! Замечательно. Как это тебе удалось?
Хитроплет пишет, что не может дать ни одного человека.
— Это разбойники. Я обещал им помилование и по пять золотых рагов на человека.
— Не нравится мне это, Друсс. Наемникам доверять нельзя.
— Ты же просил, чтобы я взял командование на себя. Вот и положись на меня — я не подведу. Прикажи составить грамоты о помиловании и напиши в дренанскую казну. Мендар! — позвал Друсс офицера, терпеливо ожидающего у окна.
— Слушаю?
— Поди-ка к гану Оррину и скажи ему.., спроси его, не сможет ли он принять меня через час. Мы потолкуем с моим другом, а потом я буду очень благодарен, если он согласится на встречу со мной. Так ему и скажи. Ясно?
— Так точно.
— Тогда ступай. — Офицер отдал честь и вышел. — Поговорим о деле, друг мой, пока ты еще не устал. Сколько у тебя бойцов?
— Чуть больше девяти тысяч. Из них шесть тысяч новобранцев и только тысяча опытных воинов — это Легион.
— Сколько лекарей?