Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
Девочка кивнула головкой, окутанной облаком из непослушных светло-русых завитков.
– Какой годик тебе пошел, Василиса? – спросил Василий.
– Осьмой, – с важностью проговорил детский голосок.
– Ну, не выдумывай, озорница, – вмешалась мать. – Четвертый год ей идет, Вася.
Василиса обиженно надулась.
Василий подхватил девочку на руки и, сев на стул, посадил ее к себе на колени.
– Все равно я уже большая, – доверительно прошептала Василиса, глядя в глаза Василию.
– Конечно, большая, – согласился
– У нас одна беда – не терпится взрослой стать, – улыбнулась Любава и повернулась к служанке, чтобы распорядиться об угощении для гостя.
– А Григорий где? – спросил Василий, когда служанка удалилась.
– В кузне молотками стучит, – ответила Любава и села напротив Василия.
Было видно, что она любуется им и дочерью.
Некоторое время Василий и Любава молчали, слушая детский лепет Василисы, которая перечисляла гостю своих подруг, включив в их число и всех своих кукол. Потом пришла нянька и сказала, что стол накрыт.
Василису, несмотря на ее бурный протест, вернули няньке.
– Когда отплываете? – уже за столом спросила Любава.
– Не скоро, – ответил Василий, – еще ладью просмолить надо.
– Зайдешь еще ко мне? – тихо промолвила Любава, призывно глядя в глаза Василию. – Григорий по целым дням в кузне пропадает. Служанка меня не выдаст.
Василий взял Любаву за руку.
– А соседи? Днем ведь кругом глаза.
– Скажу, что к дочери приходишь. Все знают, что Василиса твоя дочь.
– Мне, ступившему на стезю Господню, не пристало грешить.
– Коль дойдешь до Святой земли, тебе все грехи простятся, и этот среди прочих.
Василий изумленно взирал на Любаву: как у нее все просто! Да и не узнать ее теперь, всегда такую неприступную! Уж не в ссоре ли она с Григорием?
Любава, словно прочитав мысли Василия, виновато улыбнулась.
– Люблю я тебя, Вася. От себя не уйдешь.
Василий стал на колени и склонил голову.
– Виноват я крепко перед тобой, Любавушка. Прости, если можешь.
– Полно, Вася, – прошептала Любава. – Что было, то прошло. Не осуждай меня за мое бесстыдство.
С этими словами Любава властно увлекла Василия за собой в дальнюю светлицу. Заперев дверь, Любава стала торопливо избавляться от одежд. Затем она легла на ложе, застеленное льняным полотном.
Василий, раздеваясь, не мог оторвать глаз от прекрасной наготы Любавы. Серебряный нательный крестик, притаившийся в ложбинке меж роскошных женских грудей, через несколько мгновений соприкоснулся со своим золотым собратом, болтавшимся на могучей мужской шее.
После всех ласк, когда любовники лежали, обнявшись в сладостном утомлении, Василий вдруг ощутил горячую влагу на своем плече. Любава плакала.
– Чует мое сердце, Васенька, уйдешь и не вернешься ты больше, – шептала сквозь слезы молодая женщина. – Хоть и нельзя так думать, но томит меня тяжкое предчувствие.
Увлеченный
Полным ходом шли работы на судовой верфи, где работнички-корабелы готовили буслаевский корабль к дальнему плаванию.
В один из жарких дней июля в Новгород вступила дружина долгожданного князя Мстислава, сына Юрия Долгорукого. Событие это совпало с прибытием посла от великого киевского князя. Грозил войной Всеволод Ольгович, коль не примут к себе новгородцы его племянника на княжение.
Опять закипели страсти на новгородском вече. Рассчитывали новгородцы, что суздальский князь оборонит их от гнева киевского князя в благодарность за то, что приняли они сына его на княжение. Однако, как выяснилось, Юрий Долгорукий сам звал новгородцев в поход на Киев, обещал за это уступить новгородцам городок Волок-Ламский. Сын же его-де тем временем Новгород постережет.
Поняли новгородцы, что в полной мере оправдывает свое прозвище суздальский князь, обманулись они в нем.
– Князю Юрию, видишь ли, мало Новгорода, ему еще Киев подавай, – рассказывал Василию Худион, вернувшийся с веча. – Желает Юрий стать единым князем на Руси. Вот новгородцы и ломают голову, как им теперь на воде огонь разжечь. Чтоб с князем киевским замириться и суздальского князя не рассердить.
Коль пересилят сторонники Юрия Долгорукого, тогда постановлением веча все пригодные ладьи будут изыматься для перевозки войска на юг. Вот так-то!
– Только этого нам не хватало! – проворчал Василий. – Когда будет голосование?
– Завтра, – ответил Худион.
– Значит, отплыть нужно сегодня, – вставил Потаня.
– Так и сделаем, – сказал Василий, – неча вола за хвост тянуть. Собирай дружину, Худион. Потаня, садись на коня, скачи на пристань, вели корабельщикам спускать ладью на воду. Что сделано, то сделано, а что недоделано, то в пути доделаем.
Спешно собралась на пристани дружина буслаевская возле большой червленой ладьи с драконьей головой. Матери, жены, сестры обнимали своих любимых, которых столь внезапно собрали в дорогу. Недоумевали отцы и братья: что за спешка такая?
Амелфа Тимофеевна недовольно выговаривала сыну:
– Что тебе взбрело вдруг нынче же в путь собраться! Без молебна напутственного, даже припасов толком не собрав. Да и ладья, поди ж, не готова еще!
– Ладья-то готова, матушка, – отвечал Василий, отыскивая глазами кого-то в толпе. – Припасов нам до Днепра хватит, там еще запасемся. А молебен Данила отслужит, он хоть и лишен сана, но молитвы, чай, не забыл.
– На скорую руку все делаешь, сынок, – с укоризной качала головой Амелфа Тимофеевна. – Разве ж на святое дело так собираются? Повременил бы еще денек-другой.