Легендарный
Шрифт:
– Что тебе от меня нужно?
– врач быстро поморгал глазами, пытаясь прогнать содержимое ампулы по всему глазу.
– Не зли меня, Марк. Ты клялся, что этого больше не повторится.
– У меня рецидив. Мне было нужно как-то унять боль, иначе я бы просто умер.
– Ты сдохнешь раньше, чем мы причалим к докам, а у меня тут и без этого тысяча немытых бичей, которые скоро начнут умирать, как мухи!
– Не кричи, - абсолютно спокойно ответил доктор и посмотрел красными глазами на меня.
– Чего тебе, мальчуган?
Я посмотрел на женщину, потом поднял руку и оттянул воротник, оголив
– А-а-а,- прохрипел он, - волчонка выкинули из стаи и теперь он ищет новый приют.
– Избавься от татуировки!
– громко заявила Мира.
– Как можно быстрее!
– Это займет полтора часа. У меня сейчас оборудование простаивает. Нужно все проверить, прежде чем работать на живом человеке.
– Как знаешь, - буркнула женщина и направилась к выходу.
– И это...
– Мира на мгновение остановилась у дверей.
– никому не слово.
– Хорошо...хорошо...хорошо, - шептал он сам себе под нос. Так тихо, что вскоре его слова сплелись в одну сплошную "шшш...". Женщина вышла за двери. Лязгнули замки и спустя секунду мы остались наедине.
– Сколько лет тебе, воин, хотя... не важно. Раз ты тут, значит все пошло не так, как ты хотел.
Он отошел от меня и, шеркая ступнями, приблизился к столу с инструментами. Взял несколько тоненьких медицинских причудливых зубцов, провел ими по татуировке и одним острым концом проткнул кожу. Не до крови, но боль была ощутимой.
– Что случилось? Как все произошло?
Я промолчал.
– Не хочешь говорить? Твое право. Вернорожденные на моей памяти редко вживаются в роль вольняг. Они предпочитают смерть такой жизни.
– Почему вы мне это все говорите?
– Не знаю. Я просто говорю. Иногда мне хочется поговорить с кем-то новым на нашем корабле. Обычно, когда нет особого повода, я встречаюсь с моряками лишь два раз за их жизнь: когда они больны, и, когда они смертельно больны. В такие моменты особо не поговоришь, да и смысла нет, они сами не хотят ничего рассказывать. Все сплошные сплетни, да сказки. А ты - воин Клана. Пусть бывший, но все же воин. Я тоже когда-то был там, на передовой. Помню, как мне пришлось зашивать двух элементалов. Настоящие гиганты! Одного стола было мало, чтобы взгромоздить этих чудовищ на них для операции. Потом четыре часа на ногах и снова тела. Один за одним... один за одним. Я вспоминаю те дни с ностальгией. Тогда я знал зачем живу, а сейчас... черт его знает как все объяснить, но даже дурман меня не спасает.
– Что вы закапывали в глаза?
– А?
– промычал он будто не слышал моего вопроса.
– Тогда гремела канонада. Били из чего-то огромного. Вроде как "Мальба" вела огонь из своей чудовищной пушки. Земля подпрыгивала, когда снаряды разрывались внутри нее. Целыми кучами поднимались в воздух, а потом падали, засыпая все и вся своим покрывалом.
– Что у вас в глазах?
– повторно спросил я, видя как блестели зрачки доктора и как странно он смотрел в никуда, будто пытаясь разглядеть нечто, что было сокрыто от взора других.
– Их было около двухсот - так мне сказали в штабе. Вернулось лишь дюжина. Два боевых меха, настолько сильно изношенных, что едва стояли на ногах. Остальные элементалы. Я латал каждого из них. Никогда не видел настолько уставших и испуганных существ. Мне казалось, что они ничего не боятся. Но эти глаза! Я видел воплощенный страх в них. Видел, отражение его в зрачках. Видел, как они дрожали, как непроизвольно сокращались их мышцы, стоило лишь вспомнить о прошедшем бое. И он передался мне. Он до сих пор живет во мне.
– Вы меня слушаете?
Опять разговор.
– Здесь, на этом корабле, время останавливается. Сначала тебе кажется, что он огромен. Что невозможно даже приблизительно запомнить все детали этой посудины. Но с годами, когда ты проводишь в каютах все свое время, ты запоминаешь все. Абсолютно все. Каждую ступеньку, каждый болт, каждый шаг по металлической лестнице. Помнишь, как пахнет смазочная жидкость в машинном отделении, можешь с легкостью различить что ели и пили утром моряки, едва почуяв их запах у себя за дверями. Можешь по памяти составить подробный план всех нижних этажей, где даже сам черт ногу сломит. Ты все запоминаешь. Человеческий организм, память, наш разум - удивительные механизмы. Мы всегда недооцениваем его возможности. Стоит нам только усомниться в нем, как он тут же показывает насколько мы ошибаемся. Вот даже сейчас.
Доктор внезапно замолчал и отвернулся в сторону. Стены кабинета вдруг затряслись, стали ходить ходуном. Записи, колбы, медицинские инструменты, что лежали на столе и не были спрятаны в специальные коробки, попадали на пол. Врач прошел вперед, пошатываясь из стороны в сторону под действием дурмана, потом дотронулся трясущейся рукой до стены и тут же застыл.
– Кораблю плохо. Топливо на исходе. Переходит в режим экономии. Будем идти долго и медленно.
Я смотрел на зажмурившегося старика в белом халате, воображавшего, что слышит как бьется живое сердце внутри космического корабля. Вибрация не стихала. Она налетала волнами, как судорога. Отступала на некоторое время, а потом опять возвращалась, но уже с новой силой.
Затем он вернулся, уставший и совсем не желающий продолжать работать. Взял длинный выжигатель, похожий на инструмент для пытки, накалил его добела и поднес к шее.
– Больно будет только в самом начале. Не кусайся, я знаю, у тебя уже выросли клыки.
Я зажмурился, видя как белесый наконечник приближается все ближе и ближе, потом сжал зубы и тут же почувствовал сильный укус, растянувшийся от челюсти и до шеи.
– Стая выбросила тебя, щенок, но жизнь на этом не заканчивается. Ты скоро сам это поймешь. Нужно лишь время. Да-да, только время. Это самый лучший препарат, который я только могу посоветовать тебе принимать ежедневно. Он дешевый, доступный и почти не приносит побочных эффектов. Терпи и все вскоре станет хорошо.
Он водил выжигателем очень аккуратно. От края до края, от звезды до звезды, повторяя контуры эмблемы Клана Волка, пока накаленный наконечник не выжигал все, что было начертано на молодой коже. Миллиметр за миллиметром...
– Что ты чувствуешь?
– вдруг спросил он.
– Боль. Сильную боль.
– Ты не кричишь. Даже слез не видно.
– Я держу их в себе.
– Молодец. Лучше лишний раз оскалиться, чем заплакать.
Потом он направил наконечник вверх и принялся удалять надпись чуть вышел эмблемы.