Легенды Белого дела

Бондаренко Вячеслав Васильевич

Цитата пространная, но она очень точно объясняет все происходившее с Владимиром Зеноновичем поздним летом 1919 года. Здесь и природная предрасположенность, подавлявшаяся обстоятельствами зимы-весны, и вполне понятное желание расслабиться после непрерывного полугодового напряжения, и наличие рядом «своего» адъютанта, у которого всегда найдется то, что нужно. Не хватает лишь одного: подспудного ощущения близкого краха, конца (хотя в этой причине Май-Маевский вряд ли признался бы даже самому себе). Безусловно соглашаясь с Деникиным в том, что нужно наступать на Москву, он все-таки не мог не испытывать сомнений. Слишком масштабной была поставленная перед ним задача и слишком сложными военные и политические обстоятельства, чтобы смотреть в будущее с безмятежным оптимизмом. Оттого и пытался генерал заглушить растущие в душе тревогу и неуверенность.

С одной стороны, повод для оптимизма действительно был. ВСЮР контролировали огромную территорию (больше 920 тысяч квадратных километров — это примерно современные Украина и Польша, вместе взятые) с 42-миллионным населением и богатейшими ресурсами, армия приобрела огромный боевой опыт и выросла численно, бойцы были вдохновлены победами

и рвались вперед. К сентябрю — октябрю Белое дело находилось на пике своих успехов. В конце августа состоялся блестящий рейд корпуса (на самом деле так именовались шесть тысяч казаков) К. К. Мамантова [286] по советским тылам, пали Тамбов, Раненбург, Лебедянь, Елец; 31 августа группа войск Н. Э. Бредова взяла Киев, практически без потерь вытеснив из него сначала красноармейские, а затем и украинские части; 6 октября кавалеристы А. Г. Шкуро после тяжелейших боев взяли Воронеж, 5-й кавалерийский корпус Я. Д. Юзефовича взял Бахмут, Гадяч, Новгород-Северский. Но успешнее всего наступала «гвардия Белой гвардии», 1-й армейский корпус А. П. Кутепова. 17 сентября он, преодолев ожесточенное сопротивление красных, занял Курск, 11 октября — Кромы, два дня спустя — Ливны и Орел (войскам Май-Маевский послал по-суворовски краткую поздравительную телеграмму: «Орел — орлам!»). На броневиках и бронепоездах уже писали мелом «На Москву», командующий армией на смотрах обещал войскам увидеться в Туле. Казалось, Московская директива Деникина воплощается в жизнь прямо на глазах.

286

Константин Константинович Мамонтов (1869–1920) — генерал-лейтенант (1919). Участник Первой мировой войны, полковник (1912), командующий 2-й бригадой 6-й Донской казачьей дивизии. В Гражданскую войну — на Дону и Юге России. В феврале-мае 1919 года командовал 1-й Донской армией, с июня 1919 года — 4-м Донским отдельным корпусом. Умер от тифа. — Примеч. ред.

Но помимо этой, чисто внешней, парадной стороны дела существовала и другая. Освобожденную территорию белым было практически нечем контролировать, и когда в конце сентября 1919 года поднял голову недобитый весной Махно (а это, по самым скромным оценкам, 40 тысяч повстанцев), против него пришлось бросать снятые с фронта части, а только-только вставший на ноги тыл фактически перестал существовать. Да и сама армия, которая росла численно, одновременно, как ни парадоксально, теряла в качестве. Ведь теперь ее составляли не только идейные добровольцы, а мобилизованные крестьянские парни, пленные махновцы и красноармейцы — и понятно, что воевали они далеко не всегда блестяще. Да и офицеры из новых пополнений, мобилизованные в тыловых городах, зачастую разительно отличались от первых добровольцев — романтиков конца 1917-го — начала 1918 года, мечтавших лишь о спасении России. Как вспоминал генерал М. А. Пешня [287] : «В армии осталось так мало тех рыцарей, которые брали Курск и Орел для России, для Москвы, все же остальные атаковали Курск и Орел каждый для себя, если и погибали иногда, то совсем не во славу Армии. Низменные инстинкты руководили ими при взятии городов, психоз наживы и разврата гнал их в бой, и здесь они боялись опоздать… В эту вооруженную, страшную и опасную тучу мародеров входили все бежавшие из полков всех фронтов и частей, все считающие себя на другое время инвалидами и больными, всех тыловых учреждений лишние чины, впрочем, кого там только не было» [288] . Усталость от бесконечных боев порождали такие пороки, как пьянство, наркомания, несоблюдение воинской дисциплины, грабежи мирного населения.

287

Михаил Александрович Пешня (1883–1937) — генерал-майор (1920). Участник Первой мировой войны, полковник(1917), командир 257-го пехотного Евпаторийского полка. С сентября 1918 года служил в Корниловском ударном полку, командир 3-го батальона, помощник командира полка. С июля 1919 года командир 2-го, с октября — 1-го Корниловского ударного полка. С ноября 1919 года командир бригады Корниловской дивизии, с мая 1920 года всей дивизии. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.

288

ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 562. Л. 3.

Безмерно разрослись тыловые службы, в которых процветали казнокрадство и воровство. Начиная с весны 1919 года тыл неоднократно пытались «оптимизировать», но к осени в Добрармии все равно на одного фронтовика приходилось семь тыловиков. Появилось слово «реалдоб» — реализация добычи. За полками следовали гигантские, по 100–200 вагонов, эшелоны, груженные трофеями, а десятки офицеров находились в длительных тыловых командировках, «реализуя» добытое. Отчасти это объяснялось чисто практическими соображениями — людей нужно было одевать, кормить, выплачивать им жалованье, — но, конечно, имел место быть и банальный грабеж, который к осени 1919-го в армии «стал таким же обыденным явлением, как питье чая и курение папиросы» [289] .

289

Там же. Оп. 2. Д. 259. Л. 82.

К военным добавлялись административные, экономические, политические вопросы. Видя радостные лица освобожденных обывателей, белые военачальники полагали, что восторг встречи основан на глубокой симпатии местного населения к белым и… ошибались. Действительно, лучшие тут же пополняли ряды добровольцев, но основная масса не

спешила помогать им ни морально, ни материально, выжидая, кто победит окончательно. И сразу же повисал в воздухе главный вопрос для крестьянства — земельный. Май-Маевский, кстати, неоднократно указывал Деникину на необходимость его скорейшего разрешения, но Антон Иванович откладывал все «мирные» проблемы на потом, а пока требовал, не сбавляя темпа, развивать наступление на Москву. И главное: до середины 1919 года Советская Россия была скована тяжелой войной с Польшей. Но в конце августа, потерпев ряд тяжелых поражений, большевики заключили с Пилсудским перемирие и у них высвободилось огромное количество войск, которые теперь спешно перебрасывались с Западного фронта на Южный. В сентябре — ноябре сюда прибыло 325 тысяч человек! И качественно это были совсем иные войска, нежели в 1918-м. Закаленные боями, но, в отличие от одетых с бору по сосенке белых, отлично экипированные и вооруженные, у которых в командирах были мобилизованные офицеры и генералы, зачастую не менее талантливые, чем у Май-Маевского. Наряду с русскими шли национальные соединения — свежие Латышская и Эстонская дивизии, множество частей были укомплектованы китайцами, пленными австрийцами, венграми, немцами. В тылу развернулась поголовная мобилизация, на дверях уездных комитетов партии и комсомола появились объявления «Уком закрыт, все ушли на фронт». Лозунг «Все на борьбу с Деникиным!» становился в РСФСР главным.

Добровольцы уже привыкли сражаться с многократно превосходящим врагом — начиная с Ледяного похода это была своего рода «традиция» Белой гвардии. И бои, развернувшиеся в октябре — ноябре 1919 года под Воронежем, Орлом и Ливнами, долгое время шли с переменным успехом. Даже имея огромное превосходство в живой силе и боеприпасах, красные не могли с ходу разгромить армию Май-Маевского. Измотанные многодневными боями, экономящие каждый патрон, зачастую насчитывавшие в своем составе по 300 штыков (часть войск бросили в тыл, против Махно), полки 1-го армейского корпуса не только стойко держали оборону, но и наносили красным дивизиям, каждая из которых состояла из девяти (!) полноценных полков (то есть фактически равнялась корпусу), ощутимые контрудары. Чаши весов колебались; наступил тот самый момент, когда ситуация могла повернуться как в ту, так и в другую сторону.

Окончательный перелом наступил в середине ноября. На Украине красные отбили Чернигов и Бахмач; 8-я советская кавалерийская дивизия прорвала фронт и атаковала Льгов, где чуть было не захватила штаб Май-Маевского. 20 ноября пал Курск, белые отошли на линию Сумы — Белгород — Новый Оскол. Радостное победное лето сменилось даже не поздней осенью, а сразу ранней зимой, безжалостно перечеркнувшей все достижения прежних месяцев.

Мемуары современников запечатлели тяжелые картины осеннего отступления Добровольческой армии: взрывы мостов, водокачек, бронепоездов, занесенные снегом вереницы теплушек, внезапные ночные бои, трупы замерзших на дорогах. Стало ясно, думать нужно уже не о том, как взять Москву, а о том, как спасать войска от окончательного разгрома. В этой ситуации главком ВСЮР А. И. Деникин принял решение сменить командующего Добровольческой армией. И 9 декабря 1919 года Владимира Зеноновича Май-Маевского заменил барон Петр Николаевич Врангель.

Существуют разные мнения о подоплеке этой замены. Якобы Деникин был недоволен Май-Маевским еще с конца лета, когда узнал о его харьковских запоях. Но тогда все ограничивалось «серьезными внушениями». А окончательным поводом стало совещание в штабе армии. Тогда выяснилось, что карта района боевых действий существует… в одном экземпляре и находится не в штабе, а на вокзале. В итоге карту ждали не меньше часа, Деникин разгневался, и отставка Май-Маевского «за пьянство и развал работы» была предрешена. В пользу этой версии, кстати, говорит тот факт, что именно в ноябре 1919 года во ВСЮР неожиданно началась масштабная кампания борьбы с пьянством. 18 ноября была запрещена продажа алкоголя в ресторанах после 23 часов, офицеров за пьянство было приказано сажать под арест, а за скандалы — разжаловать в рядовые. И наконец, есть мнение, что Деникин снял Владимира Зеноновича с должности главным образом затем, чтобы назначить на нее своего давнего недоброжелателя Врангеля. Мол, спасти фронт было уже невозможно, и Петру Николаевичу поручили невыполнимую задачу нарочно, чтобы его дискредитировать. В августе 1919-го между Деникиным и Врангелем уже состоялся обмен письмами, больше похожими на памфлеты, а 22 декабря Врангель отправил на имя Деникина пространный рапорт, суть которого свелась к фразе «Армии как боевой силы нет». В итоге Добровольческая армия была сведена в корпус, а между двумя военачальниками окончательно пробежала черная кошка.

Между тем в личном письме, адресованном Май-Маевскому, Деникин так высказался о причинах его отставки: «Мне больно Вам писать это письмо, переживая памятью борьбу в Донецком бассейне, Харьков, Белгород, Орел, Киев…

Но грозная обстановка и исход последней борьбы требует мер исключительных.

Фронт Добрармии зависит от успешных действий конных групп, в нее входящих и к ней присоединяемых.

Поэтому, для наилучшего использования конницы я решил вручить командование Добрармией ген-лу Врангелю, отозвав Вас в распоряжение Главнокомандующего» [290] .

290

Ганин А. В. «Павел Андреевич, вы шпион? — Видишь ли, Юра…» //https://rg.ru/2015/05/27/rodina-shpion.html; обращение 8.03.2017.

Если вдуматься, объяснение вполне убедительное. Надежды выправить ситуацию Деникин еще не терял, и ставку действительно можно было делать только на мобильную кавалерийскую группу — остатки 3-го конного и 4-го Донского корпусов (ему был придан также 2-й Кубанский корпус из состава Кавказской армии, таким образом набралось около семи тысяч сабель). Деникин не без оснований считал, что лучше распорядиться этой силой сможет именно опытный кавалерийский командир, каким и был Врангель. А Владимир Зенонович, как мы помним, крупными конными соединениями никогда не командовал.