Легенды грустный плен. Сборник
Шрифт:
Я поднял голову, прислушался и, действительно, услышал бой часов — с тихим шипением они отсчитали одиннадцать раз и стихли…
Одиннадцать часов.
Уже одиннадцать часов!
Я торопливо вытер слезы.
Странное дело, пальцы ощутили плоть моего лица, теплую, упругую плоть…
Я с наслаждением прикасался к носу, щекам, губам — все оставалось на месте.
Но ведь отражения-то не было!
Впрочем, размышлять было некогда.
Поспешно одевшись, я спустился на улицу
И, только уже сидя в машине, вспомнил, что праздничную маску впопыхах оставил дома.
Возвращаться?
Поздно. Что-нибудь придумаю на месте.
Я постарался забыть о маске и вновь взялся думать о недавнем происшествии.
Что бы это значило, в конце концов? Неужто я никогда больше не увижу в зеркале своего лица?! А что об этом скажут остальные?..
Машина затормозила, и на меня из темноты надвинулся дом, сияющий огнями.
В зеркальные парадные двери то и дело входили приглашенные на бал.
Расплатившись, я быстро выскочил из такси и, прикрываясь поднятым воротником пальто, чтобы никто не заметил моей ужасной утраты, прошел в дом.
В вестибюле, у гардероба, стояли люди — все уже в масках. Они переговаривались между собой, шутили, и кругом витал привычный шум, единственный в своем роде, какой бывает только в фойе театров или концертных залов.
Ах, была не была, подумал я и решительно снял пальто и шапку.
Кругом все осталось по-прежнему, никто не таращил на меня глаза, и никого мой вид не удивлял.
Вот и отлично!
Против вешалок висело зеркало — я покосился в его сторону, но своего лица не увидал.
Его сменило равнодушие.
И даже гнездилась в душе какая-то игривая насмешка над самим собой…
Без четверти двенадцать я поднялся в зал.
По дороге, там, где кончался первый марш лестницы, мое внимание привлек красочный плакат:
«КОНКУРС!!! Самая лучшая маска! Участник — каждый! Победителю — приз!»
Я пожал плечами и равнодушно прошел мимо — у меня маски не было.
Черт с ней, решил я, обойдусь и так. Ведь не прогонят же теперь!..
Все протекало, как обычно: по праздничному залу расхаживали дамы и кавалеры с лицами, упрятанными в самые немыслимые маски. Им было хорошо — никто не узнавал друг друга, и это ободряло всех, придавая должную уверенность в себе.
Играла ненавязчивая музыка, взрывались хлопушки, змейками взбегали огни по разряженной елке, но настоящего веселья все-таки не получалось — приглашенные просто с удовольствием отдыхали друг от друга.
Потом все сели за длинные столы и долго смотрели на разные кушанья, расставленные на белых скатертях.
Ровно в двенадцать все встали и подняли бокалы с шампанским, чокнулись и сели на место,
Условия бала требовали: в течение вечера никто, ни на одну минуту, не смеет остаться без маски — уж коли маскарад, так до конца! Пока под конкурсом не подведут черту…
И все сидели за столом — и тихо мучались, блестя голодными глазами…
А я меж делом уплетал и пил вовсю — у меня-то ведь маски не было…
После пиршества в программе значились танцы.
Гости несколько взбодрились, вновь повеселели, но ненадолго — есть все-таки хотелось.
И я заметил, как один за другим приглашенные стали исчезать в туалетных комнатах, держа под мышками объемистые свертки, а возвращались уже без них.
Это выглядело комичным, даже больше того — совершенно нелепым, и я засмеялся, громко, на весь зал, но никто меня не поддержал.
Так Она нашла меня.
Она узнала меня по голосу.
— Здравствуй, — сказала Она, подходя ко мне. — С Новым годом! Какой ты сегодня странный…
— С Новым годом, привет, — ответил я, улыбаясь, а сам весь невольно напрягся: ну вот, начинается!.. — Чем же я, по-твоему, странный?
— Маска. У тебя удивительная маска. Где ты купил такую?
— Нигде. Потом расскажу. Давай потанцуем.
Мы принялись ритмично шаркать.
Она нежно прижималась ко мне, красивая даже в своей уродливой маске, и мне было с ней хорошо и покойно…
Неожиданно загремел гонг, и тогда, взгромоздившись на один из столов, распорядитель вечера громко закричал, хлопая в ладоши:
— Все сюда! Все, все! Объявляем результат конкурса масок! Жюри определило победителя! Вот он! — И я внезапно с ужасом увидел нацеленный на меня холеный палец.
Я хотел возмутиться, как-то отвести все подозренья, заявить в конце концов, что у меня нет маски вообще, но ноги мои приросли к полу, и язык во рту онемел.
Я лишь беспомощно стоял и смотрел, как ко мне приближается торжественная процессия, как меня окружают смеющиеся люди и в мои руки вкладывают приз — маску лопоухого толстяка с плотоядной улыбкой.
Потом все ушли заниматься своими делами и тотчас словно бы забыли обо мне.
Я остался один, зажимая в ладонях дурацкую маску.
— Милый, что с тобой? — встревоженно спросила Она. — Тебе нехорошо?
— Да, — кивнул я, — нехорошо.
— Ой, — вдруг отшатнулась она от меня, — твоя маска движется. Та, что на лице… Она как живая!
— Маска, да? Какая, к черту, маска?! — заорал я, теряя всякий контроль над собой. — У меня нет ее. Понимаешь — нет! У меня больше нет лица!