Легенды грустный плен. Сборник
Шрифт:
Один отлетел, шлепнул Кострому по голове. Тот хотел отлепить ошметину, да кто-то опередил и зачавкал перед самым его носом, обдавая вонью поганой утробы. Спиридон дернулся прочь, но его ухватили, и вдруг оказался он лицом к лицу с преображенным Нахрапом…
В человеке все подменно, только не глаза: в них основа сущего.
Когда-то Кострома побаивался Нахрапа, его коварства и диких шуток. Потому избегал даже глядеть на него. Но тут он понял, что более бестыжих глаз в жизни не видел. Спиридон постарался бы отделаться от цепких
В дверь кто-то колотился.
В полном еще страхе Кострома на четвереньках пощекотал до шкафа с амбарными книгами, поджал брюхо, чтобы подлезть под него…
К тому времени, когда поддетая мужиками дверь соскочила с петель, Кострома сумел подсунуть только голову.
Откуда взялись мужики?
Да они ждали-ждали, когда Спиридон отправится на Шептуновскую елань — не дождались. Стали поутру сходиться у его дома, спрашивать Бороду, что тот знает про хозяина. Узнали только то, что вчера прибежал Кострома домой бешеной собакою и защелкнулся наверху.
Вот мужики и поднялись по лесенке. А тут дикие крики. Мужики колотиться. Никто не отворяет. Тогда и высадили дверь, и увидали, что Кострома мортиру свою в потолок выставил. И венчает эту жерлицу собачий хвост. А конец хвоста повязан линялою косынкою Заряны.
Ну, что мужикам? Пугаться? Кабы их мало было, может, и напугались бы, а здесь — целая орава.
Потянули целовальника из-под шкафа. Кто-то не побрезговал за хвост уцепиться. Тот и оторвись. Оказалось, пришит он был до Спиридоновых штанов. Только и всего.
Мужики хохот подняли, повалились кто куда.
Кострома тоже… сел на полу и лыбится, и говорит:
— Чертей на свете нету, и Парфена нету, и меня… Одна только видимость, и проверять нечего. На том свете за нас все проверено…
Мужики того тошнее ржать.
И вдруг!
Вдруг ретивое это ржание рассекло лезвием тонкого смеха. Все смолкли и увидели — на высоком окошке занавеска колышется.
Кто-то из мужиков и откинь шторину…
Хохочет на подоконнике белый кот-муравей, закатывается, лапами дергает. Учуял тишину, опомнился, вскочил, усами повел да через голову — кувырк за окно. Только оплавленная скважина осталась в стекле.
В ту скважину влетел оранжевый кленовый лист, поколыхался и улегся перед Костромой, и завернулся так, будто состряпал ему горячую фигу.
Целовальник подпрыгнул от такой издевки, кинулся до окна — разглядеть во дворе кого-то, да оттуда вдруг засветило ему прямо в лоб его же волосатой ладанкой.
Зажмурился Кострома — не успел нужного увидеть. А вот мужики успели: Борода стоял под окном и улыбался. Потом он рукой мужикам
Надо ли говорить, что никакого работника Спиридон потом не отыскал. Но звезда во лбу волосатая при нем осталась.
Так-то. Ну все, ребята. Дальше сами думайте.
Александр Силецкий
Маски
Настроение было отличное.
По праздникам у меня всегда хорошее настроение, а в Новый год — особенно. К тому же сегодня я был приглашен на бал-маскарад, где надеялся встретить ЕЕ…
С туалетом было покончено.
На меня из зеркала смотрела довольная, гладко выбритая физиономия и хитро улыбалась.
Я в последний раз окинул себя снисходительным взглядом и высунул язык, дабы убедиться, что здоров, как бог.
В зеркале я увидел лишь самый кончик совершенно белого языка.
«Эй, — сказал я сам себе, не на шутку обеспокоенный, — что это с тобой?»
И высунул язык, насколько мог.
В зеркале, против ожидания, я увидал вообще свои сжатые губы и все ту же хитрую улыбку.
Сначала я ничего не понял.
Я тянул язык изо всех сил, но зеркало и не думало реагировать.
И тогда, разозлясь, я в сердцах плюнул в собственное отражение — дескать, совесть-то надо иметь!..
На секунду что-то изменилось — то ли зеркало внезапно помутнело, та ли свет померк, то ли потемнело вдруг в моих глазах, а может, просто я закрыл их на мгновение — словом, факт остался фактом: когда я снова глянул в зеркало, моего отражения там не было.
Не было — и все тут!
Я отчетливо видел потолок, часть кафельной стены, раскрытую дверь и даже стену коридора позади нее — я прежде заслонял ее своей головой, а теперь голова пропала…
В первые минуты мне даже сделалось смешно — вот так новогодний сюрприз!..
Я помчался в комнату и нашарил в ящике письменного стола маленькое зеркальце — ну-ка, что оно покажет?!
Ничего.
Пустота.
Один потрескавшийся потолок отражался в сверкающем осколке…
И тут мне стало страшно.
С воплем я бросился обратно в ванную и заколотил кулаками по зеркалу.
Тщетно, тщетно я пытался заглянуть в его глубину: зеркало словно потешалось надо мной.
Я зажигал лампу за лампой, подносил к самому лицу горящие спички, становился перед зеркалом в профиль и анфас — пустое занятие, мое отраженье все равно не возникало.
Тогда, окончательно взбешенный, я сорвал зеркало со стены и швырнул на пол, я растоптал осколки в белую труху, собрал и выкинул в окно, и ветер разнес эту пыль над миром.
Я сел на край ванны и заплакал.
Сколько времени так прошло — не знаю.
Все во мне словно вывернулось наизнанку и, плохо закрепленное с внутренней стороны, теперь отваливалось и осыпалось с меня на пол — бом, бом, со звуком, будто бьют часы.