Легенды нашего края. Золотая ловушка
Шрифт:
– Вы что творите, черт вас возьми!
Происшествие выглядело столь комично и невероятно, что Мэри не выдержала и громко рассмеялась.
– Да он же не умер!
– Кто? Я?
– Конечно вы – ведь лежали без признаков жизни. Мы подумали – мертвый.
– Ещё чего – конечно, не умер. Вот только в пузе у меня чего-то не так… Анатоль, ты не угостишь меня стаканчиком виски?
– С превеликим удовольствием куплю целую бутылку, если ты встанешь на ноги и пойдешь с нами.
Дик, ожив, болтал без умолку. Тянулся к бутылке в моей руке. Но
Утро застало нас в дороге.
Я поделился со своими друзьями своими задумками.
– Сейчас мы едем к губернатору штата в Батон-Руж. Я хочу купить остров в низовьях Миссисипи в собственное владение. Потом отправимся в Вашингтонский департамент по делам коренного населения, чтобы убедить государственных чиновников передать нам на попечение индейцев из резервации. На нашем острове мы сами о них позаботимся. Благородная миссия?
– И зачем нам столько оружия? – ухмыльнулась Мэри. – И куда мы с ним?
– Согласен – моя ошибка. Но не смог устоять перед очарованием продавщицы.
Девушка досадливо отмахнулась рукой.
На что я добавил:
– Может быть, пригодится.
Допив бутылку виски и хорошенько проспавшись, Дик Райзин взял вожжи в свои руки и больше уже не выпускал их всякий раз во время движения фургона. Шумный, болтливый, подвижный и выносливый, как мул, он мог выполнить любую работу. Удивительно расторопный и в то же время бесконечно добрый, не смотря на почти устрашающую внешность. Таким я его знал всегда. А вот остальным спутникам его перевоплощение из забулдыги в работягу показалось чудом.
Райзин утверждал, что все повидал, всюду бывал – и даже в гостях у черта, откуда, однако, вернулся на свет Божий. Меня то ругал, как худшего друга, то хвалил беззастенчиво.
А я его любил таким, каким он был. И полностью доверял.
Так вот, вернувшись к трезвому образу жизни (из-за отсутствия спиртного) Ричард Райзин сидел на козлах и сам с собой рассуждал во весь голос:
– Это здорово, что вы взяли меня с собой. Вот увидите – такая старая акула, как я, на что-то ещё сгодится. Я прошел суровую школу жизни. Я умею делать конфеты из дерьма… Да-да! И даже обратно…
Все более увлекаясь, он говорил:
– Я могу быть охотником, рыболовом, старателем, ковбоем, сапожником, кузнецом, плотником, гончаром… А! Разве перечислишь все, что умею.
Мэри его поддела:
– Вы не страдаете отсутствием скромности.
– Скромность прилична девушкам, а я мужчина и к тому же – простите, бабник!
Впрочем, его скоро все полюбили за доброту и уживчивость – даже молчаливые индейцы. Он стал душой нашей кампании.
И хотя в его кошельке чаще гулял ветер, он считал себя деловым человеком, предпринимателем – а вот меня бродягой.
А мадемуазель Мэри Дорсет?
Хрупкая девушка – почти дитя, но с такой железной волей, что многие сильные и смелые мужчины в подметки ей не годились. Родилась она в резервации от насилия Алоиза Дорсета, чиновника департамента по делам индейцев, над приглянувшейся ему индианкой. Через три года дела служебные вновь его заставили побывать в той же самой резервации. К нему подошел седой индеец-старик и сказал с упреком:
– Твоя дочь, бледнолицый, умирает от голода.
Мэри в два года сиротой осталась, но прелестной внешностью и независимым взглядом приглянулась папаше Алоизу, и он увез её с собой. До удочерения дело не дошло, но девочка воспитывалась вместе с детьми Дорсетов и получила прекрасное образование.
Тем не менее, память о матери, обесчещенной и брошенной папашкой, навсегда осталась в её крови. А индейская кровь обид не прощает!
Вместе с науками в школе, а потом в колледже Мэри училась скакать на лошади и стрелять из кольта, винчестера…
К тому времени Алоиз Дорсет ушел со службы и занялся коммерческим бизнесом. Оружие через его магазины в восточных штатах проходило оптом и в розницу. А юная Мэри осуществляла рекламу.
– Да из такого ружья в цель попадет даже ребенок! – увещевал папаша Дорсет очередного покупателя и подзывал девочку. – Ну-ка поди сюда, малышка – продырявь дяде шляпу. Кидайте, сэр…
Нужно ли говорить, что девочка всегда попадала?
А как она скакала на лошади! Господи! Как она носилась по полям – сначала на мустангах, а потом настоящих кавалерийских скакунах из собственной конюшни папаши Дорсета.
Бизнесмен-оружейник даже не подозревал, что поощряя такие увлечения незаконнорожденной дочери, к чему её готовит.
Окончив колледж и став к прилавку (и в конторе доводилось сиживать – способности и образование многое девушке позволяли), Мэри стала задумываться – а дальше что? Алоиз Дорсет стар и немощен – кончина его не за горами. Если отпишет что-нибудь дочери, то…
Её с детства манили крутые горы, густые леса, раздолье прерий. Она мечтала стать охотником или старателем… на худой конец, фермером, но чтоб на природе – в городе ей было душно.
И вот на тебе… папаша Дорсет подписал завещание, разделив бизнес свой между сыновьями. В паях, конечно – начатое отцом предприятие они должны вести совместно. А о Мэри – в документе ни слова.
Папашка ей обещал выдать замуж за состоятельного человека…
Одного из своих вдовствующих друзей-старперов? На фиг нужно!
И, как обычно бывает в подобных случаях, помогли люди и обстоятельства. Появился я – молодой (ну, относительно, конечно), красивый (а что?), решительный, с авантюрой в голове.
И дрогнуло сердце девушки – либо сейчас, либо никогда…
Как следует поразмыслив, все взвесив, Мэри пришла к выводу – если старатель Мару (то есть я) окажется болтуном и приставалой, послать его к черту и заняться своим делом.
Деньги у неё были…
Что можно сказать о двух наших спутниках с красной, как обожженный кирпич, кожей?