Легенды о самураях. Традиции Старой Японии
Шрифт:
– Вот уж воистину незавидная перспектива! Однако, если вы мне позволите, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Прошу извинить меня за то, что я осмелился сделать вам такое предложение.
Дзюэмон тепло поблагодарил Кадзики Тодзаэмона за его доброту, и они достигли Осаки без дальнейших приключений.
Дзюэмон на запрятанные в поясе двести пятьдесят унций серебра, взятых из дому, купил себе небольшой домик и начал торговать вразнос благовониями, порошком для чернения зубов, гребнями и другими предметами туалета. А Кадзики Тодзаэмон, который относился к нему с большой добротой и оказывал
58
«O» перед женскими именами означает «императорский» или просто почтительное обращение к женщине.
И вот эта О-Хияку, хотя сначала и выказывала расположение к Дзюэмону, за то время, пока была певицей, стала дурной и развратной женщиной. А в то время в Осаке был суматори по имени Такасэгава Куробэй, очень красивый мужчина, в которого О-Хияку безоглядно влюбилась. И будучи по натуре женщиной страстной, она изменила Дзюэмону. Последний, не заподозрив неладного, имел привычку проводить все вечера в доме своего покровителя Кадзики Тодзаэмона, чей сын, восемнадцатилетний юноша по имени Тоносин, крепко подружился с Дзюэмоном и постоянно приглашал его сыграть в шашки – го. А О-Хияку, пользуясь отсутствием мужа, устраивала свидания с борцом Такасэгавой.
Однажды вечером, когда Дзюэмон, следуя привычке, пошел сыграть партию в го с Тоносином, О-Хияку воспользовалась случаем, сходила за борцом и пригласила его на пирушку. И когда они угощались вином, О-Хияку сказала ему:
– Господин Такасэгава, судьба благоволит нам на удивление! Как приятны наши тайные встречи! Но было бы славно, если бы мы могли пожениться! Однако Дзюэмон стоит на нашем пути, и это невозможно. Вот единственная причина моего горя.
– Не стоит торопиться. Запасись терпением. Я уверен, когда-нибудь мы сможем пожениться. Сейчас тебе лучше позаботиться о том, чтобы Дзюэмон о нас не догадался. Полагаю, что он не придет ночевать домой, не так ли?
– О господи! Нет! Не бойся! Он пошел играть в го в дом Кадзики, поэтому наверняка всю ночь проведет там.
И преступная парочка продолжала непринужденно сплетничать до тех пор, пока наконец оба не заснули.
Тем временем у Дзюэмона в самом разгаре игры внезапно разболелся живот, и он сказал Тоносину:
– Молодой господин, я чувствую какую-то необъяснимую боль в желудке. Думаю, мне лучше пойти домой, пока не стало хуже.
– Дело плохо. Погоди немного, я дам тебе какое-нибудь лекарство, но в любом случае тебе лучше остаться у нас на ночь.
– Премного благодарен за вашу доброту, – отвечал Дзюэмон, – но мне лучше пойти домой.
Он попрощался и, превозмогая боль, пошел к себе. Подойдя к двери своего дома, он попытался открыть ее, но она была заперта изнутри. Попасть в дом он не мог, поэтому в ярости забарабанил в ставни, пытаясь разбудить свою жену. Когда О-Хияку услышала шум, она проснулась в испуге
– Проснись! Вставай! Дзюэмон вернулся. Тебе нужно спрятаться как можно скорее!
– О боже! Боже! – заметался сумотори в испуге. – Что за незадача! Где, черт побери, мне спрятаться?
И он, натыкаясь на все подряд, стал искать место, где бы мог спрятаться, но так и не нашел.
Дзюэмон, видя, что его жена не идет отпирать дверь, окончательно потерял терпение и силой открыл скользящие ставни. Забравшись в дом, он оказался лицом к лицу со своей женой и ее любовником, которые застыли в растерянности, не зная, что делать. Дзюэмон уселся, закурил трубку и пристально смотрел них, не говоря ни слова. Наконец борец Такасэгава первым прервал молчание:
– Я думал, господин, что буду иметь удовольствие увидеться с вами в вашем доме сегодня вечером, поэтому и зашел к вам. Когда я пришел, госпожа О-Хияку была так добра, что предложила мне немного вина. А я выпил чуть больше меры, вино ударило мне в голову, и я заснул. Право, я должен извиниться за то, что позволил себе такую вольность в ваше отсутствие, но действительно, хотя обстоятельства против нас, между нами ничего не было.
– Конечно, – подтвердила О-Хияку, придя на помощь своему любовнику, – господин Такасэгава ни в чем не виноват. Именно я пригласила его выпить вина, поэтому, надеюсь, ты простишь его.
Дзюэмон еще некоторое время посидел, задумавшись, а затем сказал борцу:
– Говоришь, что ни в чем не виноват, но конечно же это ложь. Бесполезно пытаться скрыть твою вину. Однако в следующем году я, по всей вероятности, вернусь в свою провинцию, и тогда ты можешь взять О-Хияку и делать с ней все, что хочешь. Я буду слишком далеко, чтобы тревожиться о том, что станет с женщиной, у которой такое омерзительное сердце.
Борец и О-Хияку, услышав такие равнодушные слова Дзюэмона, потеряли дар речи, но держались спокойно.
– А ты, Такасэгава, – продолжал он, – можешь провести здесь ночь, если хочешь, и пойти домой утром.
– Благодарю, господин, – отвечал борец, – я вам премного благодарен, но дело в том, что у меня неотложное дело в другом конце города, поэтому, с вашего позволения, откланяюсь.
И он продолжал в том же духе, едва справляясь со смущением.
Что же касается неверной жены О-Хияку, она пребывала в сильной тревоге, ожидая, по крайней мере, сурового наказания, но Дзюэмон ее как будто не замечал и не выказывал никакого гнева, только с этого дня, хотя она и оставалась в его доме как жена, целиком и полностью от нее отделился.
Все шло своим чередом до тех пор, пока наконец в один прекрасный день О-Хияку, стоя в дверях, не увидела борца Такасэгаву, проходящего по улице. Она обратилась к нему:
– Боже мой! Неужели это господин Такасэгава? Быть того не может! Как долго мы не виделись! Прошу, входи. Давай побеседуем.
– Спасибо, премного благодарен. Но так как мне не понравилась прошлая сцена, полагаю, лучше будет, если я не приму твоего приглашения.
– Прошу тебя, не говори как трус. На следующий год, когда Дзюэмон вернется в свою провинцию, он наверняка оставит этот дом мне, и тогда мы поженимся и будем жить долго и счастливо.