Легенды Западного побережья (сборник)
Шрифт:
— Ну что, устроим детишкам помолвку да попируем на радостях, а, Себб? — вопрошал Огге зычным басом и принимался обидно хохотать, не дождавшись ответа, а примерно через полчаса снова задавал тот же вопрос: — Как насчет помолвки, Себб? Эй, Себб! Тут все наши друзья собрались. Все под одной крышей — и Каспро, и Барре, и Корде, и все наше семейство. Можно сказать, лучшие семьи Верхних Земель. Ну, брантор Канок, что скажешь? Как ты насчет пирушки? Давайте же выпьем. Выпьем за нашу дружбу, верность и удачные браки!
После обеда мать хотела увести меня наверх, но нам не позволили. Пришлось остаться. Огге все сильнее пьянел. Он постоянно торчал где-то поблизости и без конца заговаривал с моей матерью. Его тон да и сами слова становились все более оскорбительными, но ни Меле, ни Канок, который старался не оставлять нас с ним наедине, на провокации не поддавались и ни разу не ответили ему сердито или раздраженно; они вообще почти никак ему не отвечали. Впрочем, через некоторое время к этой странной беседе присоединилась жена Огге; она, видно, решила послужить моей матери своеобразным щитом и отвечала теперь Огге вместо нее. Он явно надулся и решил развлечься, продолжив ссору со старшим сыном, а мы наконец получили передышку и поспешили незаметно выскользнуть из зала и подняться в свою комнату.
— Канок, мы можем уехать… прямо сейчас? — шепотом спросила мать, когда мы шли по длинному коридору к себе.
— Потерпи еще немного, — ответил он, когда мы вошли в комнату и плотно закрыли за собой дверь. — Сперва мне нужно переговорить с Парн Барре. А рано утром мы уедем. За ночь он ничего плохого нам сделать не успеет.
Она рассмеялась, но с каким-то отчаянием.
— Не бойся, я ведь с тобой, — услышал я голос Канока, и она, выпустив наконец мое плечо, обняла его. И он прижал ее к себе.
Это было так, как и должно было быть. И я страшно обрадовался, услышав, что вскоре мы отсюда сбежим, но на один-единственный вопрос я бы все же хотел получить ответ немедленно.
— А та девушка, — спросил я. — Вардан?
И почувствовал, как они оба посмотрели на меня. Ответили они не сразу, и я понял, что они переглядываются.
— Она еще совсем маленькая, — сказала моя мать. — И совсем не такая уж безобразная, — прибавила она, точно оправдываясь. — И у нее очень милая улыбка. Только она…
— Идиотка, — подсказал Канок.
— Нет, неправда! Это не настолько плохо, милый… Но… она… Она просто недоразвитая. Точно младенец. И, по-моему, душа у нее тоже младенчески невинная. Правда, вряд ли она когда-нибудь станет старше…
— Нет, она — идиотка, — упрямо повторил отец. — Драм предложил тебе в жены идиотку, Оррек!
— Канок! — предостерегающе прошептала мать, и я тоже испугался, такая свирепая ненависть звучала в голосе моего отца.
В дверь постучали. Отец пошел открывать. Я услышал какие-то тихие голоса, потом он вернулся, но уже без матери, и подошел ко мне, сидевшему на краешке кровати.
— Там эту девчонку, Вардан, прихватило, — сказал он. — Вот Даредан и пришла просить твою мать помочь. Меле — молодец! Она тут со всеми подружилась, пока мы на свиней охотились да врагов себе наживали. — Отец устало усмехнулся, и я услышал, как скрипнуло кресло у камина, когда он плюхнулся в него. — Как бы мне хотелось сейчас быть отсюда подальше, Оррек!
— И мне тоже! — искренне сказал я.
— Ладно, ложись и немного поспи. А я подожду Меле.
Я тоже хотел подождать ее и даже уселся было с ним рядом, но он ласково подтолкнул меня к кровати, помог лечь и укрыл мягким теплым одеялом, и уже через минуту я спал как убитый. Проснулся я внезапно и сразу почувствовал себя настолько бодрым, словно и вообще не спал. Было слышно, как петух в курятнике возвещает скорый рассвет. Впрочем, до рассвета вполне могло быть и довольно далеко. В комнате послышался легкий шорох, и я спросил:
— Отец, это ты?
— Оррек? Я тебя разбудила? Тут так темно, ничего не видно! — Мать ощупью пробралась к моей кровати и присела на краешек. — Ох, как я замерзла! — Она действительно вся дрожала, и я попытался накрыть ее своим теплым одеялом, но она накрыла им и меня.
— А отец где?
— Он сказал, что ему непременно нужно поговорить с Парн Баре, а потом, как только рассветет, мы уедем. Я сказала Денно и Даредан, что мы уедем. Они все правильно поняли. Я просто объяснила, что мы и так задержались здесь слишком долго и Канок беспокоится насчет весенней пахоты.
— А как там эта девочка?
— Теперь уже лучше. Она очень быстро устает, и у нее от этого бывают судороги. А ее мать каждый раз путается, бедняжка. Она совершенно замучилась с этим ребенком, и я отослала ее наверх, чтобы она немного поспала, она явно недосыпает, а сама посидела с девочкой. А потом и я вроде бы тоже задремала, и… не знаю… отчего-то ужасно замерзла и никак не могу согреться… — Я обнял ее, и она прижалась ко мне. — Потом меня сменили другие женщины, и я вернулась сюда, а твой отец пошел искать Парн. Мне кажется, нам стоит собрать вещи. Хотя еще так темно… Знаешь, я там сидела и все ждала рассвета…
— Посиди еще немножко, согрейся, — сказал я. Так мы и сидели, согревая друг друга, пока не вернулся отец. Он зажег свечу, и мать торопливо сложила наши немногочисленные пожитки в седельную сумку. Потом мы осторожно прокрались по коридору, спустились по лестнице в вестибюль и вышли из дома. Я по запаху чувствовал, что в воздухе уже разливается рассвет, да и петухи орали так, что можно было оглохнуть. На конюшне сонный угрюмый парень помог нам оседлать коней. Мать вывела Чалую во двор и придержала ее, пока я садился в седло.