Легион павших. I - III Акт
Шрифт:
— Он — ваше будущее.
— Чушь!
Къярт не успел проследить за ее движением, когда она схватила вставшую на ее пути фурию за горло и подняла в воздух.
— Ты бросаешь мне вызов? — от голоса Аелитт по спине пробежал холодок.
Ее кожа оставалась так же бледна, а облик неизменен, тогда как руки ее противницы, пытающиеся ослабить хватку, начали трансформироваться.
— Давай же, обращайся полностью. Дай мне повод раз и навсегда покончить с твоей строптивостью.
Девушка замерла. Помедлив, она убрала
— Кто бы сомневался, — холодно произнесла Аелитт и опустила фурию на землю. — Пошли вон. Все трое!
Похватав девочек, бунтарка выбежала из зала.
Аелитт обернулась и, с тревогой посмотрев на Къярта, кинулась к нему.
— Прости, крошка-мышонок, их не должно было здесь быть, — произнесла она, рисуя вокруг ран на груди исцеляющую печать. Как и в прошлый раз в роли чернил она использовала его кровь. — Как видишь, непослушание не только человеческая слабость. Мне жаль, что они навредили тебе. Молодые особи плохо контролируют свои инстинкты. Подобного больше не повторится, обещаю. Ты же не сердишься?
Аелитт заглянула ему в глаза.
Къярт не сердился. Он слишком устал от творящегося вокруг безумия, чтобы продолжать злиться. Даже Аелитт больше не вызывала в нем прежней неприязни. Все, чего он хотел — чтобы все закончилось, чтобы он мог забыть гнездо фурий как дурной сон.
— Скажи мне свое имя, мышонок, — попросила она. — Я хочу его узнать.
Къярт молчал.
— Ты же понимаешь, что я могу заставить тебя назвать его. Мы оба знаем, где слабое место в твоем странном некромантском сердечке, — Аелитт коснулась пальцем его груди в области сердца.
Къярт сцепил зубы. Теперь она могла потребовать от него все, что угодно — достаточно пригрозить чужой жизнью, и он не сможет отказать.
— Но я не буду тебя заставлять, — фурия улыбнулась. — Это всего лишь мой каприз, который не стоит такой жестокости. Тем более, я хочу чтобы ты сказал свое имя по собственной воле. И однажды это случится, мышонок.
Аелитт ушла.
Къярт посмотрел на голову Когтя. Получится ли у него освободиться до этого момента? Или после случившегося Аелитт наглухо запрет дверь, и Оока перестанет приходить?
Но тот продолжал являться. Еще шесть смен свечей, за которые Къярт так и не смог сдвинуться с мертвой точки. Казалось, сейчас он не сможет перехватить контроль даже над обычным умертвием. Что, если окружающие его печати не позволяют использовать его собственные? Нет, тогда он не смог бы призывать.
После седьмой смены свечей Аелитт снова пришла: с испачканными в крови руками и рассеянным взглядом. Къярт больше не пытался гадать, что произошло на этот раз.
Аелитт опустилась на пол рядом, прислонилась спиной к его бедру.
— Уланн бросила мне вызов, — после долгого молчания сообщила она. — Может, я и правда делаю что-то не так? Поговори со мной, мышонок, пожалуйста.
Она запрокинула голову и встретилась с ним взглядом. В ее глазах поселилась грусть.
Къярт не мог разобрать, жаль ему Аелитт или нет. Их сложно было назвать друзьями, а всю сложившуюся ситуацию — чем-то приятным. Но раз он все равно устал злиться, единственные чувства, что могли в нем появиться, не несли негативного оттенка. Однако это ничего не меняло.
— Какой же ты упрямый, крошка-мышонок, — Аелитт вздохнула и отвернулась. — Я бы послушала твой совет. Далеко не все сестры одобряют мои действия. Некоторые считают, что я должна отпустить тебя и остальных: отпустить или убить, и прекратить проводить перерождения. Они слишком молоды и не помнят, как было, когда братья сами распоряжались своей свободой. Но мужчины самоуверенны и непокорны. Они всецело отдают себя какой-то одной безумной идее. Им кажется, что они могут свернуть горы, а заканчивается все свернутыми шеями. Однажды их гордыня почти погубила весь наш вид.
Аелитт поерзала, устраиваясь поудобнее у его ноги.
— Моя мать полагала, что сможет контролировать их нрав, не прибегая к моим методам. В итоге братья едва не устроили в гнезде переворот. Но я бросила ей вызов раньше. Так мы поступаем, мышонок, когда считаем, что глава ведет нас неверным путем: устраиваем поединок, в котором выживает только один — тот, у кого достаточно силы, чтобы заботиться о племени. Моя мать провела всего два поединка: первый сделал королевой ее, второй — меня. А Уланн была для меня пятой. Я не понимаю, мышонок. Моя семья никогда не была так сильна, как сейчас. Они не могут этого не видеть. Но все равно выражают недоверие.
Аелитт замолчала.
Она еще какое-то время так просидела, в итоге задремав. Фурия была совсем близко, но из-за цепей Къярт не мог дотянутся до нее и пальцем.
Все вернулось в прежнее русло: Аелитт, призывы, Оока с его свечами. Къярт не бросал попыток взять того под контроль, но от надежды, что это удастся, остались жалкие крохи.
Он мог только предполагать, сколько прошло времени с того момента, как он оказался здесь. Ему удавалось досчитать в среднем до девяноста тысяч между приходами Ооки, так что можно было предположить, что тот обновлял свечи раз в два дня.
Оока поменял их двадцать два раза, когда Къярту удалось перехватить над ним контроль.
Он толком не успел это осознать, когда внутренности скрутила боль, а душу словно бы потащило из тела клешнями. Схватив ртом воздух, он коснулся указательным пальцем внешней стороны большого, ставя метку, и боль ушла. Так вот что имел в виду Фелис, когда предупреждал, что перехват контроля над призванным — не самое приятное дело.
Оока выронил свечу и, обернувшись, в непонимании уставился на Къярта. Осознание произошедшего пришло к нему довольно быстро: в его глазах появился страх.