Легион против Империи
Шрифт:
Дружный «залп» легионеров не принес вреда катафрактам.
«Откуда здесь латная конница парфян?» — успел подумать кентурион, прежде чем длинное копье прошибло скутум, руку и грудь римского офицера, командовавшего кентурией.
Вскоре все было кончено. Спешившиеся лучники добивали раненых и собирали трофеи. Четверо пленных легионеров мрачно глядели, как убивают их товарищей, но помочь не могли — это стоило бы жизни им самим.
Впрочем, и их жизни сейчас стоили немного.
Командиру катафрактов подали сигнум, значок кентурии,
— Что здесь написано, — спросил командир, благородный перс, приходившийся дальней родней шахиншаху Ардаширу.
— «Первая кентурия третьей когорты Шестнадцатого Флавиева Крепкого легиона» — подсказал толмач.
— Отошлите это в римский лагерь, — распорядился перс. — Вот этот, — прикрытый железом палец указал на одного из римлян. — Отнесет. Остальных… — Палец прочертил в воздухе короткую черту и в то же мгновение персидские мечи упали на головы пленников.
Мгновение — и в живых остался только один, тот, которому повезло.
— Объясни ему, — велел перс толмачу, — наш великий царь сообщает римскому императору, что отныне граница будет проходить здесь, на этом самом месте.
— Ты всё запомнил? — поинтересовался толмач, переведя слова командира.
Легионер молча кивнул, бросил полный ненависти взгляд на горбоносое, обрамленное кудрявой бородой лицо перса, развернулся и, прихрамывая, двинулся на запад. Ему предстояло пройти чуть более двадцати миль. Пустяк для хорошего легионера. Если только он не ранен и не ослаб от потери крови. Раны персы не заметили. Повезло. Иначе горбоносый наверняка выбрал бы другого посланца.
Раненый бессильно откинулся на руки державших его германцев, а Скулди задумался… Потом сказал:
— Думаю, ты немного заблудился, парень. Но ты — везунчик. Если бы мы на тебя не наткнулись, к вечеру твои глаза уже достались бы вот им, — герул показал на небо, где в тщетной надежде на добычу рисовала круги пара пожирателей падали.
Он снял с седла бурдючок, в котором булькала поска: жидкий замес из винного уксуса, воды и яиц — любимая питательная смесь римских легионеров, и сунул в руки раненого:
— Взбодрись, солдат! До лагеря всего три мили.
— Значит, я почти дошел? — растрескавшиеся губы легионера тронула улыбка.
— Дошел, да не туда. Это лагерь не Шестнадцатого, а Первого Парфянского. Ты миль шестьдесят отмахал, парень. Молодец!
Варвары уважительно переглянулись. И верно. Молодец.
— Но я должен…
— Ничего ты не должен, — перебил Скулди. — Без тебя разберутся, солдат. Сажайте его на лошадь и езжайте вперед. А мне надо немного подумать…
— Выходит, персы перешли границу вот здесь, у Нисибиса? — Гонорий Плавт ткнул пальцем в рельефную карту провинции. А куда тогда делись мои легионеры?
Скулди пожал плечами.
— Я бы на твоем месте постарался это узнать.
— Уж постараюсь, не сомневайся, — заверил префект Первого Фракийского. — А ты давай-ка, езжай к Черепу. Он — сообразительный. Быстрей нас разберется.
Скулди не спорил. У него уже имелось собственное мнение, но озвучивать его Гонорию Плавту он не стал.
Через два дня запыленный, насквозь пропитавшийся лошадиным потом Скулди вошел в заставленный дорогой мебелью, пахнущий благовониями таблиний наместника провинции.
— Ну что? — спросил наместник после обмена приветствиями.
Скулди доложил.
Наместник Геннадий Павел выругался на неизвестном языке, похожем на язык боранов.
— Понятно, — сказал он. — Но не очень. А где твой легат, трибун?
Так Скулди узнал, что его легат и рикс Аласейа в Антиохию так и не вернулся.
Глава четвертая
Путь через пустыню. Беспечность наказуема
До Пальмиры они не доехали. Не то, чтобы расслабились, но — потеряли бдительность. Что, собственно, может случиться на популярной дороге, можно сказать, почти ввиду городских стен?
А вот случилось.
Не зря Скулди предупреждал насчет легатской «формы». Впрочем и кентурионовской хватило. Ехали себе спокойно по дороге, предвкушая хороший ужин и мягкую постель и вдруг…
Вдруг — это короткий свист раскручиваемой петли, рывок — и вот уже, потеряв шлем, Коршунов волочится за вроде бы неторопливо рысящим верблюдом… Неторопливо — для верблюда, а так — километров двадцать в час.
Он не успел отследить, что случилось с остальными. Недолгий, но болезненный подсчет дорожных камней с помощью совсем не предназначенных для этого частей тела, затем на ошеломленного Алексея упала тень от второго верблюда… И сеть, которую бросил всадник. Потом его вздернули вверх, как рыбу, освободили от оружия, тюкнули чем-то по голове…
И всё.
Последнее, что осознал гаснущий разум, это короткое падение на что-то мягкое и гаснущий свет.
Когда Коршунов очнулся, был уже поздний вечер. Небо было усыпано звездами. Жара спала… Откуда-то вкусно пахло жареным мясом… Впрочем, оценить всё это по достоинству Коршунов не мог, потому что в чувство его привели довольно грубым способом — треснув по голени древком копья.
— Доброй ночи, римлянин! — рядом с Алексеем присел на корточки мужик средних лет. Судя по внешности — перс. По латыни он говорил почти без акцента. — Назови свое звание и легион!
Коршунов не спешил ответить. Сделал вид, что ничего не понимает… Приподнялся…
Увы! Его спутники тоже были здесь. И досталось им, пожалуй, побольше. У Красного всё лицо ободрано. Фульминат вообще лежал пластом. Надо же, как вляпались! И башка вдобавок раскалывалась… Сотрясение, не иначе.
Коршунов скосил глаза в сторону костра. На костре, роняя в огонь жир, источал аромат барашек… И калился наконечник копья.