Легионер. Дорога в Помпеи
Шрифт:
— Если для этого необходимо составить какие-то контрактусы или что-то заверить, то у вас есть сутки. Завтра я отбываю из Помпей, — сообщил я.
Рабы сделались еще мрачнее. Вилик медленно покачал головой.
— Господин, нам не нужна свобода, мы хотим прожить здесь жизнь. Если мы сделаемся вольноотпущенниками, то лишимся взгляда в завтрашний день, старательно объяснил он.
— Мы понимаем, что вы, скорее всего, захотите взять себе других рабов, особенно после вчерашнего, — высказал из-за плеча видика второй раб из «делегации».
Рыжебородый
— Но разве это не показало вам, что за своего господина мы готовы идти до конца!
— Да! Да! — раздались еще негромкие голоса.
Я промолчал. Не говорить же им, что если не я, то каратели бы их в капусту покрошили.
— Нам не нужна свобода! — подтверждая, закивал вилик. — Мы не жаждем ее!
Возникла пауза. Я крепко задумался — ну, раз свобода не нужна, я, как бы, и не настаиваю. Но прежде, чем это озвучить, стало интересно узнать, почему в этих «светлых» головах вообще возникли подобные мысли. Ответ заставил задуматься еще крепче.
— Потому что у нас нет другой жизни. И получая от вас в дар свободу, в обмен мы лишаемся всего! Если господину мы неугодны, то хотя бы позволь остаться приписанными к поместью и продай землю вместе с нами! — вилик сменил тактику.
Они буквально умоляли оставить их рабами. Вот что значит — вера в стабильность.
— А если другой господин окажется куда более несговорчивым? — я изогнул бровь. — Не боитесь, что вместо работы в поместье пойдёте поливать кровью арену цирка?
Рабы задумались. Я бы не назвал такую вероятность околонулевой. Ведь рабы до этого дня служили принципиальному врагу своего будущего господина. На месте олигарха я бы первым делом избавился от таких хозяйственников, чтобы однажды не проснуться с кинжалом у горла. А люди для игрищ в республике были нужны всегда.
Ответа не последовало. Рабы быстро смекнули, что я имею в виду. Начали переглядываться, со взглядами антилоп, загнанных львицей. Не могу сказать, что мне было жаль этих людей. Я прекрасно понимал, что их вежливость — по большей части напускная. Для них именно я стал корнем зла, лишившим их той самой стабильности и процветания. Понимал я и то, что каждый из них с удовольствием перережет мне горло. Сдерживала их только боязнь за собственный завтрашний день. Не больше и не меньше.
Однако любую ситуацию следует всегда пытаться повернуть в собственную пользу. Я покосился на хозяйственные постройки, где делали гарум. Мелькнула шальная мысль, которую я тотчас озвучил.
— Верно понимаю, что суть тут — вопрос денег?
Рабы синхронно закивали.
— осподин, оказавшись вольноотпущенниками, мы умрем в нищете или попадем в долговую яму. Из нее выход один — на рабский рынок, но оттуда — не в поместья, а на гораздо более тяжелый
— И сколько надо денег на первое время, чтобы не оказаться в долговой яме? — полюбопытствовал я.
Вилик прищурился, на его лице отразился мыслительный процесс. Но свое дело старик знал очень хорошо и считал быстро, поэтому ответил почти сразу.
— Порядка пяти сотен сестерциев на еду, жилье и новую одежду, мой господин.
На этот раз я не стал поправлять вилика, упорно называющего меня своим господином.
— Этого, выходит, достаточно для начала новой жизни?
— Такая сумма позволит снять комнатку на верхнем этаже инсулы, питаться и купить новую одежду…
— А что потом? — вклинился рыжий. — Раздачи хлеба отменены, все места ремесленников заняты другими рабами… мы пропадем без господина!
Я с трудом сдержал улыбку — смешно слышать подобное от молодого, здорового, крепкого паренька. Спрашивал о деньгах я не ради праздного любопытства. Для рабов у меня созрело вполне деловое предложение.
— Короче, мужики, от меня вам предложение подкупающее своей новизной, — объявил я, когда рабы перестали причитать (к рыжему быстро присоединились и другие, по большей части, такие же здоровые лбы). — Напомните, гарум нынче в какую цену?
— От тысячи сестерциев за амфору, — отчеканил вилик, занимавшийся финансовыми расчетами на вилле.
— Завтра с самого утра идете на городской рынок, продаете гарум — весь, что есть, подчистую. Я забираю фиксированную сумму, по пятьсот сестерциев с амфоры, остальное, что будет сверху, вы берёте себе, как своего рода компенсацию за причиненные неудобства.
Я знал, что обычный римский легионер получал как раз порядка пятисот сестерциев ежемесячно. Столько же рабы назвали мне для «запуска» новой жизни.
— Так сколько у нас бочек с добром?
— Десять на продажу
— Ну вот, если продадите их за восемьсот, но очень быстро, то у вас будет три тысячи серебряных монет. Если гарум так популярен, как я слышал, то его у вас вместе с руками оторвут, — усмехнулся я. Пока меня никто не перебил никакими возгласами, добавил: И еще. Тут полно серебра, будущий хозяин точно не обеднеет, если серебро попадёт к ростовщикам, здесь добра еще на сотни, если не тысячи сестерциев. Мне половину, остальное — вам, срок тот же. Не благодарите.
Рабы замялись, переваривая предложение. Я придумал аферу только что и был не прочь услышать их мнение. Фидбек, так сказать.
— Господин, мы будем молиться богам за вашу великую мудрость и безграничную щедрость, — завел шарманку вилик. — Однако… будет вам известно, что ростовщики не примут серебро по полной стоимости…
— Допустим, — я пожал плечами. — Но ведь если вы оставите серебро и гарум, то на них заработают другие. Так? Выбор за вами. Заходить вам в новую жизнь под щитом или на щите.