Легионер. Книга 2
Шрифт:
Этого мне еще не хватало. За свою жизнь я с женщинами почти и не общался. Совершенно не знал, что делать, когда они плачут. Да еще так жалостливо. Но, поразмыслив, решил дать ей выплакаться. А сам тем временем натянул кольчугу, надел шлем и подобрал свое оружие. Хоть город большей частью и был в наших руках, осторожность не помешает.
Девчонка перестала рыдать и теперь тихо сидела, раскачиваясь всем телом рядом с трупом. Я подошел к ней. Она посмотрела на меня.
— Ну и что мне с тобой делать теперь? — проворчал я.
Взгляд
— Да ладно, не бойся. Сейчас отведу тебя туда, где ваших собирают… Может, кого из родни найдешь.
И переходя на греческий, скомандовал:
— Давай, иди за мной.
Вместо того чтобы послушаться, она опять схватила меня за тунику и что-то быстро сказала, указывая грязным пальцем в сторону сарая.
— Да не понимаю я тебя! Говори очень медленно…
Она глубоко вздохнула и сказала чуть ли не по слогам.
— Там остался римлянин. Надо вытащить его из ямы. Иначе он умрет.
— Какой римлянин? Солдат? Он ранен?
Она замотала головой.
— Нет, он очень давно там сидит. Тоже раб, как и я. Ты хочешь его спасти? Он хороший. Нам с братом помогал.
— Это твой брат? — я кивнул на мертвого парня.
— Да, — она снова заплакала.
И зачем только я это спросил?
Римлянин. Наверняка какой-нибудь солдат, попавший в плен к варварам. Просто чудо, что он остался жив. Мятежники не особенно нуждались в рабах. Они были уверены, что хороший римлянин — мертвый римлянин. Парню здорово повезло. К тому же сейчас и мы иначе относились к тем, кто сдался в плен. Не то что в былые временя, когда пленные, стоило им сбежать и вернуться на родину, прямиком отправлялись в изгнание. Позор, конечно, остался позором, но никаких мер к бывшим пленным не принимали. Часто даже принимали обратно на службу. Правда, с понижением. В какие-нибудь вспомогательные части или на флот.
— Хватит плакать, — я помог девчонке подняться. — Давай, веди к римлянину.
Она кивнула и, вытирая на ходу слезы, направилась к сараю. Я последовал за ней. Она обогнула деревянную пристройку, за которой оказалась накрытая толстой решеткой и обложенная камнем яма. Точно в такой же довелось посидеть и мне. Правда, было это так давно, что казалось почти сном.
Девчонка подошла к яме и схватилась за тяжеленную решетку. Платье соскользнуло с плеча, обнажив маленькую белую грудь. Меня аж в жар бросило… Говорю же, с женщинами почти не общался.
— Прикройся, — сказал я, отвернувшись.
Подошел к яме и заглянул внутрь. Было уже темно и ничего разглядеть было невозможно.
— Эй, есть тут кто?
В яме послышалась возня и звон цепей.
— Есть, есть, — насмешливо ответил кто-то. — Сможешь поднять решетку, солдат?
Голос показался мне знакомым. Хотя, наверное, у всех людей, посидевших в таком сыром и холодном каменном мешке, голоса будут одинаковыми. Не голос, а натужный сип. Но вот интонации…
Кое-как мы вдвоем с девчонкой оттащили решетку в сторону.
Когда яма была открыта, возникла другая сложность. Пленник был прикован цепями к стене ямы. Нужно было спуститься к нему и сбить оковы. Девчонка убежала куда-то и скоро вернулась с кузнечным молотом. Я взял молот, стащил с себя военный пояс и привязал его у края ямы так, чтобы потом можно было из нее выбраться. Но тут замер в нерешительности. А что, если это ловушка? Я, безоружный, прыгну в эту яму, а там никакой не пленник, а мятежник… Или я туда спущусь, а девчонка отвяжет пояс и сбежит. И будем мы вдвоем сидеть в этом мешке, надеясь на чудо, пока не помрем с голоду…
— Ну чего ты ждешь, солдат?
— Ты правда римлянин?
— Клянусь Юпитером Всеблагим и Величайшим.
Не скажу, что меня это в чем-то убедило. Но не бросать же человека только из-за своей подозрительности. Можно было, конечно, сбегать за подмогой, но пока кого-нибудь найдешь… Да и трусом посчитают.
— За девчонку ручаешься? Не убежит? — спросил я.
— Не убежит.
— Ладно, смотри, наши знают, где я. Если не вернусь, они придут сюда. И тогда я тебе плохо придется.
— Не смеши меня, солдат. Я может быть и пленный, но не предатель.
— Никуда не уходи, хорошо? — сказал я девчонке.
Та кивнула:
— Не бойся, я не убегу. Мне некуда бежать.
Призвав на помощь Фортуну, я начал спускаться в яму. Она оказалась гораздо глубже той, в которой мне пришлось сидеть. Два человеческих роста. Пояса едва хватило… Было совершенно темно и воняло так, что у меня заслезились глаза. Рядом кто-то тяжело дышал.
— Я здесь, солдат, — раздался в темноте голос пленника.
Теперь, когда он звучал совсем рядом, я был готов поклясться, что уже где-то слышал его. Но думать об этом было некогда. Я все-таки боялся, что девчонка выкинет какую-нибудь штуку.
С кандалами пришлось повозиться. Орудовать молотом в темноте и тесноте не очень-то сподручно. Но я все же справился. После того, правда, как несколько раз попал по пленнику и по собственным пальцам. Девчонка, свесив голову, наблюдала за нами и, похоже, бежать никуда не собиралась.
Наконец, пленника удалось освободить.
— Спасибо, солдат, — сказал он таким тоном, будто я ему одолжил пару ассов. — Давай выбираться отсюда. А то пахнет тут…
Я выбрался из ямы первым, потом помог вылезти бедолаге. При свете пожаров, выглядел он, прямо скажем, неважно. В изодранной грязной тунике, исхудавший, обросший, измазанный жирной грязью и дерьмом… Но глаза смотрели весело и ясно. Я проникся уважением к этому парню, который одни боги знают сколько провел в каменном мешке, но не упал духом и держался молодцом. Я-то знал, каково это — посидеть в эргастуле.