Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
Шрифт:
Кроме того, наш взвод имел на вооружении двадцать бутылок вина, четыре бутылки рома, шесть — коньяка, несколько бутылок мартини и несколько — «Чинзано», не считая двадцати четырех ящиков пива. На двадцать четыре человека приходилось в общей сложности более трех сотен бутылок. Мы утопили в спиртном и ночной холод, и все мысли о мире за пределами лагеря. Мы пели до хрипоты и пили до посинения. Помню, я заходил в другие палатки, чтобы чокнуться с друзьями. Да и все остальные постоянно курсировали по палаткам, где их радостно встречали и, естественно, наливали им.
Мы с Кохом спели дуэтом «Семь одиноких дней» и «Том Дули», [67] обошли с этим номером все взводы и всюду имели шумный успех. Кох может спеть все что угодно, и, откровенно говоря, это, по-моему, действительно звучало неплохо. Своим пением мы заработали себе дополнительную выпивку — в немалом количестве.
Когда в пять утра подошла моя очередь заступать в караул, я чувствовал себя замечательно.
67
«Семь одиноких дней»— негритянская песня; «Том Дули»— американская народная песня.
Первый день Рождества был, как всегда в легионе, грустным. Праздничное настроение утром улетучивается, тяжелое похмелье превращает жизнь в кошмар и вытесняет всякие мысли о Рождестве и всех праздниках вообще. Это холодный, пустой день, когда ничто тебя не радует. Нас окружают замороженные скалы с лунными кратерами, лишенные всякой привлекательности; нет ни деревьев, ни травы — только камни, лед, снег и смерзшаяся грязь под ногами. Люди бродят с такими же смерзшимися мозгами и головной болью. Всюду холод, холод, холод — вот в чем проблема.
Две роты отправились на операцию и вляпались в такую же историю, что и мы в канун Рождества. Теперь в лагере полным-полно пленных арабов. Их допрашивают, и я сам не видел, но люди говорят, что им развязывают языки старым добрым методом — с применением электрогенератора.
Милях в десяти от нас расквартирован небольшой отряд сторожевого охранения из арки(вспомогательных войск). Офицерами у них французы, а остальной состав формируется из арабов, завербовавшихся во французскую армию. Прошлой ночью эти аркивзбунтовались, перебили офицеров и ударились в бега. Прямо восстание сипаев, [68] да и только! Мы весь день рыскали в горах в поисках беглецов. Но они хорошие ходоки, а для нас эти горы — неизведанная местность. Спим сегодня там, где нас застала ночь, а с рассветом продолжим погоню. Ночь черна, сыплет снег, и лишь дрожь спасает от полного замерзания.
68
Восстание сипаев— восстание сипаев в Индии против англичан, происшедшее в 1857–1859 гг.
Снег превратился в слякоть, и мы бредем по ней, переставляя одну ногу за другой, на протяжении многих миль. Никакими беглыми арабами и не пахнет — они растаяли вместе со снегом, и сегодня уже нет надежды кого-либо настичь, потому что в горах темнеет рано. Вечером в лагере нас ждет разогретый суп, который мы заливаем в опустошенный организм.
Совершенно неожиданно пришла рождественская открытка от Николь. И сразу все мысли — о ней, кочегарка опять кочегарит, пламя неудовлетворенного желания вновь раздуто. На открытке нет обратного адреса, так что я написал Кристиану Серву и попросил его помочь мне связаться с Николь. Всколыхнулась надежда, я снова чувствую прилив сил. Удивительно, как легко вызывают смену настроения падающий снег или пришедший с почтой клочок бумаги.
Совершили еще один патрульный обход — завтра опять праздник, и мы не хотим, чтобы нас застали врасплох со спущенными штанами.
Снова праздник. Веселье, пение, смех. В тысячу раз лучше, чем в Рождество. Никто не теряет головы, целиком наполнив ее алкоголем. Мы нагрузились прилично, но до белой горячки дело не дошло.
Новый год совсем на носу, старый растворяется в вечернем сумраке. Скатертью дорога! Но я все еще на подъеме в гору и не перевалил через пик. Ликовать еще рано, но время идет вперед, и все-таки это первый проблеск на далеком горизонте. Прошедший год — двадцать первый год моей жизни! — был долгим. Уже больше года я в полку. Столько всего было, что кажется, на тысячу лет хватило бы, — а я-то думал, что пять лет пролетят очень быстро. Но время не летит, оно надвигается, как зимняя ночь, когда ты затерян в океане, а на небе нет звезд.
Празднование продолжается. Жэ собрал в центральной палатке всю роту, подвел итоги прошедшего года и сказал, что компания у нас подобралась очень хорошая. Мы подняли тост за самих себя, за легион, за Францию и де Голля, а также за другие не менее грандиозные вещи. Много пели хором — «Ле буден», [69] «Белое кепи» и прочее, а потом был брошен клич выступить соло, забравшись на стол.
Неожиданно я в замешательстве услышал крик: «Джонни и Кох!» Все подхватили призыв и стали скандировать его, словно фанаты на футбольном матче. Сам Жэ вызвал нас с Кохом, и пришлось нам запрыгнуть на стол и спеть. Как мы пели — бог его знает, боюсь даже вспоминать, но у Коха и правда фантастические музыкальные способности, так что, наверное, что-то у нас получилось. Когда мы закончили, раздался рев, гром аплодисментов и требования повторить. Удивительно, как алкоголь притупляет слух у людей. Тут же за нас был произнесен тост, и мы снова пили — что-то исключительное, кстати сказать. Все веселились от души и не теряли формы. Штеффен был неподражаем, когда, намазав лицо сапожной ваксой и нацепив темные очки и огромный берет, бродил со свечой, изображая короля Бужи. [70] Чарли Шовен напился накануне до потери памяти, а утром обнаружил, что раздет догола. Мы сказали ему, что, пока он был в беспамятстве, его лишили невинности. Множество свидетелей утверждали, что в жизни не видели более интересного спектакля, и поздравляли Чарли с прекрасным выступлением. После этого он весь день приставал то к одному, то к другому подозреваемому с вопросом: «C'etait toi qui m'as encoule hier?» [71] Он так и не нашел обидчика — таковых и не было, — но вопрос у Чарли остался.
69
«Ле буден»— гимн легионеров. Le boudin— валик; спираль; кровяная колбаса (фр.).Так называли скатку шинели, которую легионеры носили поверх вещмешков.
70
Основанная карфагенянами крепость Бужи (ныне Беджая) одно время принадлежала султану Туниса; в XVI в. служила яблоком раздора между предводителями североафриканских пиратов.
71
«Это ты вчера меня трахнул?» (фр.).
Сегодня развлечения забыты, мы опять приступили к делу. С рассвета и до заката ходили по холмам. Вчера была лишь краткая пауза в длящемся месяцы и годы бесконечном марафоне по этой дикой гористой местности.
В шесть вечера остановились на ночевку. Я расположился со спальным мешком на каменном уступе горы и предвкушаю долгожданный сон. Солнце скрылось за зубчатой линией горизонта, небо на западе полыхает красным цветом, переходящим ближе к востоку в синий, фиолетовый и наконец в угольно-черный. Вокруг и ниже меня мерцает огоньками целое море армейских костров. Уходя вдаль, к темной противоположной стороне долины, они напоминают какое-то факельное шествие. Вокруг костров сгрудились люди; время от времени к огню наклоняется чья-то тень, чтобы поставить банку бобов или кружку кофе, и снова сливается с окружающей темнотой. Ночь опускается быстро, как занавес в конце пьесы; приглушенные голоса постепенно стихают в молчании вечности. Наконец костры затаптываются — еще один день остался позади, пора устраиваться на ночь в спальном мешке. Надо отдохнуть, перед тем как утром снова взваливать на спину ношу. О господи, сколько еще мне предстоит протопать!
Посылка из Англии с продуктами, которые насыщают организм гораздо лучше, чем какая-либо иная еда, потому что сознаешь, что все это было упаковано руками друзей в уютном английском доме. Настоящее удовольствие получаешь от самых простых вещей, и именно это запоминается навсегда, — очень важное открытие.
На Бодуэна большое впечатление производит качество продуктов в моих посылках; он говорит, что они де ла класс(высший класс), и именует меня теперь не иначе как милордДжон.
Поднялись в 1.45 — можно сказать, и не ложились. Мчались на грузовиках прямо на восток сквозь черную холодную ночь, свернули по Национальной автостраде № 5 к Сетифу, а оттуда прямо на север по автостраде № 9, которая через пять часов вывела нас к ущелью Керата.
По дну ущелья вьется дорога с крутыми поворотами. Она была проложена много лет назад легионерами, о чем свидетельствует огромная мемориальная доска, вмонтированная в скалу у дороги. Само ущелье — еще одно чудо света. По обеим сторонам дороги к небу вздымаются две отвесные стены. Уникальный разлом горной породы. Мы только головами вертели и таращились на этот поразительный каприз природы. И лишь затем появилась пугающая мысль: «Это что, вот здесь мы и будем подниматься?!» И действительно, какой-то горный козел проложил серпантином тропинку, и мы гуськом полезли наверх по его следам. Колени у подбородка, вещмешки за спиной тянут вниз. Мы карабкались к небу, а с него, не переставая, сыпал мелкий дождь. На вершинах скал гуляли облака; в этом тумане ничего не стоит поскользнуться, и — поминай как звали.