Легионер. Век Траяна
Шрифт:
— Мы строим термы после утренних тренировок, — сообщил Приск, не зная, можно ли считать это место достаточно теплым для Куки.
— Я очень тебе благодарна, — проговорила Кориолла, внезапно заливаясь краской. Потом нахмурилась, схватила Луция за руку. — Пошли домой, живо!
— Да с чего вдруг? Отвяжись! — Луций вырвал руку. — Подумаешь, старше на год, а такую богиню из себя воображает! Вот удеру в легион, некем будет командовать!
Только тут Приск вспомнил, что ему пора в лавку за рыбой и вином.
Он миновал два дома, дверь лавки была закрыта, он постучал. И тут же услышал шаги. Но не внутри, а за спиной. Обернулся.
Кориолла подлетела к нему.
— Я
Приск провел ладонью по груди: поверх грязной рабочей туники на шнурке висел тонкий золотой браслет.
В перерыве работ, возле печи в привратницкой, тироны обсуждали будущее. Главная тема — как пережить предстоящую зиму. Рассказывали, что в этих местах бывают морозы, когда у караульных отмерзают конечности. Приходит сменщик, хлопает часового по руке, а она отваливается, как сосулька, вместе с копьем. Хлопает по другой, державшей щит, а она тоже отваливается — до самого плеча. Или пойдет кто-нибудь за хворостом, а руки с ветками примерзнут, и приходится их отрубать вместе с хворостом кавалерийской спатой.
— Да ладно, байки все это! — сказал Тиресий, выслушав сбивчивый рассказ Квинта про незадачливого часового. — Это же не Аид, в конце концов.
— Можно подумать, ты бывал в Аиде! — хмыкнул Кука.
— Конечно, бывал! — небрежным тоном заявил Тиресий. — Я спускался в Аид и доходил до самой реки.
— До Стикса? — переспросил Скирон, разинув рот. Он всегда попадался самым нелепым образом на россказни Тиресия.
— Конечно.
— Видел Харона?
— Противный старик. Изо рта все время течет что-то желтое, руки дрожат. А лодкой он только правит. Чуть возьмется за весло, так лодка сама на ту сторону мчится.
— Вот это да!..
— Народу в ней — десять тысяч за раз, не меньше…
— Тысячи… такая большая лодка? — не поверил Скирон. — Это что — командирская трирема? Да никакая трирема столько народу взять на борт не может! — дошло до Скирона.
— Лодка маленькая, так ведь души — не живые люди. Они там уплотняются в такую густую белую массу, будто болтушка из муки.
Сравнение с супом всех убедило. Приска затошнило, когда он представил, что души всего их легиона — лишь миска белой клейкой массы.
— А когда война, так, может, и больше десяти тысяч за раз везет, — проговорил Скирон печально.
— В этих местах проходить к Стиксу проще всего, — продолжал Тиресий. — Именно здесь спускался в подземное царство Орфей за своей Эвридикой, опять же где-то во Фракии Орфея растерзали безумные менады.
— Ему что, баб было мало? — недоуменно пожал плечами «бывалый» Квинт. — Зачем певцу мертвая телка? Правда, Гай?
— Нет.
— Что нет?
— Я бы спустился за любимой в подземный мир.
Тут дверь распахнулась, и вместе с холодным воздухом в привратницкую будущих терм влетел вестовой из лагеря.
— Приск! — заорал вестовой, надрывая голос. — Живо в лагерь к легату.
— В чем дело-то? — Приск неспешно потянулся за плащом.
— Только что прибыл гонец, говорят, привез известие из Рима.
— Освобождение или смерть? — повернулся Приск к Тиресию.
— Освобождение, — отозвался тот.
Книга II
Ave, Imperator!
Часть I
Нерва
Глава I
Месяц Януса
Январь 850 года от основания Рима [100]
Эск
Присягу давали на форуме перед преторием. Ради такого случая из легионного святилища вынесли аквилу и знамена когорт. Легион построился в парадном вооружении, подобные мероприятия всегда обставлялись торжественно, легионеры начистили оружие, извлекли походные щиты из чехлов и прицепили к шлемам алые гребни. Сорок восемь новобранцев в начищенных доспехах — в их лорики можно было смотреться, как в серебряные зеркала, — выстроились перед своими командирами. На шлемах не было еще ни одной зарубки и вмятины, металлические пластины пригнаны друг к дружке, ремешки новенькие, аж похрустывают, нигде ни один не оторван, щиты со сверкающими умбонами, их красная обивка еще не порвалась и не полиняла. Калиги тоже надели новенькие, не разношенные, вместо растрепанной лагерной обувки.
100
97 год н. э.
— «Мы клянемся Юпитером Спасителем и божественным Цезарем Августом, — повторял Приск вместе с другими вслед за легатом Наталисом, — что будем верны Императору Цезарю Нерве Августу и всему его дому, будем считать друзьями тех, кого он в друзья выбрал, и врагами, кого он ими объявил. Если я сдержу мою клятву, да будет мне во всем хорошо; если нарушу, да будет мне во всем плохо. Я не дезертирую от страха и сойду с места лишь затем, чтобы взять оружие, поразить врага или спасти согражданина».
Они присягали Нерве…
Приск видел пару раз этого человека в Риме. Ничего особенного — бездетный старик, слабый и трусоватый. Отец говорил — подлиза, Нерва будет угождать любому ради своей шкуры. Но теперь, когда Нерва стал правителем Рима, кому он станет угождать? И сколько протянет? Год, два? Домициана в войсках любили, особенно в те годы, когда платили жалованье исправно, — хотя бы за то, что он повысил легионерам выплаты на треть и вместо девяти тысяч сестерциев при нем стали платить двенадцать. Прибавка нешуточная, даже если учесть, что римская монета все время дешевеет. Да, Домициана в войсках любили, но только не в Мезии. Как могут любить правителя, который обещал платить с римских граждан дань варварам, который не может защитить свои границы, позволил сначала разграбить провинцию, а потом положил целую армию на той стороне. Домициан умер, но вряд ли во всем Пятом Македонском по нему кто-нибудь обронил слезу.
Императоры должны умирать. Хотя бы потому, что после смерти предшественника новые императоры всегда выплачивают солдатам подарки. От Нервы все ждали, прежде всего, денег.
После того как им всем сделали легионную татуировку, первую выплату жалованья бывшие тироны отметили в канабе — пили беспробудно целые сутки. Сначала во всех тавернах, потом решили постучаться к ликсе Кандиду, но тут явился декурион канабы и вместе с парой ветеранов прогнал бузотеров. Что было дальше, Приск помнил весьма смутно. Поутру он обнаружил себя спящим на скамье в общей зале таверны. На полу, подложив под голову чей-то плащ, дрых Кука, накрытый меховым плащом, из-под которого торчали голые ноги. Ног было четыре штуки, а башка всего одна. Приск не поверил своим глазам. Точно, четыре ноги. Тиресий и Скирон о чем-то ожесточенно спорили. Квинт спал в углу на неведомо откуда взявшемся тюфяке, а на животе у него устроился полосатый хозяйский кот. Приску казалось (правда, весьма смутно), что засыпал он совсем в другом месте и в другом обществе.