Легионер. Век Траяна
Шрифт:
«Как легко мы отнимаем жизнь. Жизнь и свободу, — думал Приск, глядя на жалкий караван ободранных грязных людей, что тащились за чередой повозок с их собственным скарбом, который отныне им уже не принадлежал. — Кто дал нам на это право? Потому что мы сильны? Или потому что вообразили, что лучше других управляем миром? Мы требуем повиновения и страшно караем за малейший намек на бунт. Если бы я родился в этой деревне, сейчас я бы шагал в этой колонне, а рядом плелись бы моя мать и моя сестра, которых изнасиловали легионеры. Но я родился в Риме. Я родился в Риме — вот и вся разница. Или все же не вся?»
— Дым! — вдруг закричал кто-то. — Дым!
Все враз повернули головы.
— Сигнальный? — спроси Кука.
— Усадьба ветеранская горит, — отозвался Валенс.
Сказал спокойно, буднично. В самом деле, явление для этих мест было обычное.
Два контуберния тут же отрядили проверить — в чем дело. В том числе новичков во главе с Валенсом. Помчались бегом.
Действительно горела усадьба. Незапертые ворота поскрипывали на ветру. Что за ними — не разобрать. Все вокруг было истоптано конскими следами.
— Похоже, даки пожаловали из-за реки. — Валенс поднял руку, все остановились.
И тут с воем, подражающим волчьему, из ворот вылетела ватага — отрядом было это трудно назвать — молодых всадников-даков. На плечи накинуты звериные шкуры, лица вымазаны кровью. Глаза светлые, воистину волчьи. Впрочем, даки так себя и называют — «волки».
Сразу видно, молодняк, почти сосунки, только-только прошедшие сквозь посвящение в пещерах и принявшие из рук вождя оружие. Отряд был невелик — человек пятнадцать. Возможно, поначалу их было больше, но, переправившись через реку, они разделились.
— Пилумы! — крикнул Валенс.
«Славная восьмерка» метнула пилумы почти одновременно.
— Черепаха!
В следующее мгновение они перестроились и прикрылись щитами.
Второе подразделение замешкалось, и скакавший впереди варвар успел метнуть копье в самый центр контуберния. Даку повезло — наконечник копья вошел как раз меж сочленений пластин одного из легионеров. Удар был такой силы, что пробил тело насквозь, легионер так и остался стоять, прошитый копьем.
Остальные легионеры из незадачливого контуберния, так и не перестроившись, кинулись врассыпную.
А на «славную восьмерку» налетели сразу трое всадников. Но их мечи и копья лишь били по щитам, не причиняя вреда, зато мечи легионеров наносили чувствительные уколы — в крупы лошадей, в ноги всадников. Даки промчались дальше, и тут же черепаха распалась. Валенс выдернул из снега брошенное одним из даков копье, примерился и метнул в спину отставшему варвару.
Тот слетел с лошади.
— Приск! Молчун! На лошадей! — указал Валенс на двух лишившихся всадников лошадок. Впрочем, приказать было проще, нежели исполнить приказ.
Приску повезло — убитый всадник, идя в атаку, привязал поводья к поясу, как это делают возничие в Большом цирке, теперь его тело волочилось за лошадью, цепляясь за ветви торчащих из снега кустов. В три прыжка Приск нагнал животину, ухватил поводья, отсек ножом ненужный более узел и в следующий миг был уже в седле. Пустил трофейную конягу рысью, потом — галопом. Его вскоре нагнал Молчун.
В следующий миг Приск увидел, что уцелевшие всадники разворачиваются и идут на римлян в атаку. Их было человек десять. Правда, они скакали вразнобой, друг за другом, и первый, явно командир, во фригийском шлеме, формой напоминавшем раковину, уже почти поравнялся с Валенсом. Поравнялся и промчался мимо.
А потом стал валиться из седла, снег за его конем пятнало красным.
Скакавшие следом даки взревели.
Валенс обернулся, увидел Молчуна и Приска, махнул рукой вправо, давая понять, что им стоит свернуть. Сам он принялся разгонять коня, но не слишком быстро, давая своим возможность не отстать. На помощь Приску мчались пешие легионеры — Приск прикинул, что сойдутся и даки, и римляне как раз возле Валенса.
Но ошибся. Валенс все же опередил, лично встретил еще одного дака. Почти тут же на Приска налетел какой-то юнец без доспехов, без щита, зато с фальксом в руке, но меч был слишком тяжел для него, и, пока он замахивался, Приск успел попросту промчаться мимо, вспоров незадачливому парню живот кривым фракийским кинжалом. Но тут же налетел на него другой, куда более опытный боец. Уворачиваясь, Приск слишком сильно дернул повод, конь сделал свечку, клинок дака угодил в шею животному. Конь стал валиться, Приск успел соскользнуть. На помощь ему уже подоспели Кука и Крисп. Кука всегда носил в углублении умбона несколько свинцовых шариков, и теперь боеприпас пригодился — бывший банщик метнул один из шариков прямехонько в лоб коню. Тот шарахнулся в сторону. В следующий миг к даку подскочил Крисп, щитом прикрылся от удара фалькса и всадил свой меч по самую рукоять — проткнув ногу всадника и бок лошади. Выдернуть, правда, меч он не успел — конь завалился на бок, но, даже упав, дак пытался не подпустить к себе римлян и косил своим фальксом, взметая окровавленный снег. И опять Крисп отбил удар щитом, а Кука нанес удар. Сначала — всаднику, потом добил коня.
— Оружие собрать! — услышал Приск голос Валенса.
Отряд даков был истреблен. Мертвые валялись вокруг, снег повсюду был розово-красным. Не понимая, зачем он этот делает, Приск нагнулся, захватил пригоршню снега и отер лицо убитого от крови — перед ним был мальчишка лет шестнадцати, белокурый, голубоглазый, с пухлыми полуоткрытыми губами.
— Смелые ребята, — заметил Крисп.
С помощью Малыша и Куки он перевернул трупы коня и дака на другой бок, и Крисп извлек свой меч.
Из «славной восьмерки» никто даже не был ранен, а вот второй контуберний потерял двоих убитыми, и один был ранен.
— Да, плохо сражались, хоть и не новички, — заметил Валенс.
— Применить децимацию! [101] — заорал Молчун. — Каждый будет десятым!
Собрав оружие и немногочисленные трофеи, ведя в поводу трех захваченных лошадей, римляне направились к усадьбе.
Скрипели петли наполовину сорванных ворот, створки мерно раскачивались на ветру.
— Эй, есть кто живой?! — крикнул Валенс. — Малыш! Кука! — Он указал рукой в сторону.
Там стена была ниже, и было нетрудно взобраться и заглянуть во двор — центурион опасался засады.
101
Децимация — казнь каждого десятого. Не во власти центуриона и даже не во власти легата устраивать подобное, только главнокомандующий мог назначить децимацию. К тому же много лет это страшное наказание ни один римский главнокомандующий не применял. Возглас Молчуна — чисто риторический.
Малыш тут же подставил спину, Кука забрался наверх. Огляделся.
— Никого.
Центурион первым вошел во двор.
Знакомый вид, знакомый запах. Сколько раз в жизни он видел подобную картину — руины разоренных, взятых приступом городов и селений.
На белом выпавшем поутру снегу там и здесь безобразными отметинами лужи конской мочи и навоза. Поодаль в луже красного, что розовела, впитывая снег, лежало тело женщины, вернее, только нижняя половина тела с безобразно разведенными ногами. А верхняя, отсеченная фальксом одним молодецким ударом, валялась у входа в конюшню.