Легкая поступь железного века...
Шрифт:
— Да если бы я знала! — воскликнула Наталья в отчаянии. — Ее хотят насильно обвенчать с католиком. Он сейчас у них, в графском доме. Она полностью в его власти.
— Вот дела неслыханные!.. Не побоитесь одна здесь остаться?
— Не побоюсь… а вы куда?
— В монастырь. Вот еще, выпейте — это снотворное, и от жара помогает…
— Что еще за травы?! — Наталья сильно поморщилась от горечи.
— Не отравлю, не бойтесь, — он улыбнулся. — А хотите наливочки монастырской? Все, что видите здесь, ешьте, пейте… И спать. А я скоро…
Но вернулся Павел Дмитриевич, когда уже наступила ночь. Вернулся не один, с ним был худощавый человек в ряске, с длинной белесой бородой и пытливым взглядом.
— Позвольте представить, — сказал Павел, — послушник Елисей, вчерашний солдат, завтрашний монах. Наталья Алексеевна, никаких обид и страхований не было? Мы же проездом из монастыря в Прокудино, благо по пути, на миг заехали вас проведать, ну а сами… Побудьте здесь еще немного, а мы…
— Ну уж нет! — возмутилась девушка.
— Наталья Алексеевна… — начал было Павел Дмитриевич, но Вельяминова и слова не дала сказать.
— Ни минуты здесь не останусь! В конце концов, до судьбы Надин мне больше есть дела, чем вам. Я с вами…
— Но вы больны!
— Жара уже нет.
— А нога?
— Верхом. Я вижу в окно трех хороших лошадей!
— Но третья для барышни Прокудиной… — возразил Елисей.
— Чудесно! Мы на месте решим, как и что, а пока я поеду на этой лошади… Мне надо быть там, понимаете ли! — это было обращено уже к Павлу Дмитриевичу.
— Но мы сами не знаем, что нам предстоит! — Павел говорил спокойно, но уже начал слегка раздражаться. — Дело может обернуться самым неожиданным образом.
— Вот поэтому я и еду с вами. В конце концов… — Наталья выдержала короткую паузу, — у меня полномочия от вице-канцлера!
Павел и Елисей, вчерашний солдат, переглянулись. Павел Дмитриевич отошел от двери, освобождая Наталье проход, и слегка поклонился:
— Прошу вас, сударыня.
А Наталья, при всем беспокойстве за судьбу подруги, думала сейчас о непонятных бумагах, которыми Надежда пыталась шантажировать Фалькенберга…
…Прокудино спало мирным сном под ярким светом луны. Вот открылся вид на господский дом. Перед запертыми воротами Елисей спрыгнул с лошади, ловко перемахнул через забор и отворил ворота перед Павлом и Натальей. Шагом въехали во двор.
— А теперь не обессудьте, вы останетесь здесь… Кстати, эта сторона тоже должна быть под присмотром, — шепнул Павел Наталье и протянул ей пистолет. — Ваш. Я зарядил его. Если что — стреляйте, прибежим на помощь. А нас ждут у черного хода. Очень скоро вы увидите вашу подругу…
— Вы уверены? — Наталья вдруг указала на крышу прокудинского дома.
С удивлением наблюдали все трое, как из чердачного окна спустилась веревка до земли, как вдруг показался из того же окна человек и уцепился за веревку. Яркая луна замечательно освещала эту картинку.
— А это, — пояснила Наталья, — вон там, куда метит сей господин — окна Надиной светелки…
Теперь промахнуться было нельзя, и она знала, что не промахнется. Выстрелила, почти не глядя. Веревка лопнула, раздался крик, глухой стук упавшего тела. Наталья была уже рядом. Человек, лежащий на земле, кричал «убью!» и громко стонал. Засветился огонек в Надиной комнате, и тонкая фигурка показалась в окне.
Наталья уже наводила пистолет на стонущего человека:
— Я узнала тебя, Карп! Что это значит?! Не двигайся… иначе это я убью — тебя!
— Наталья Алексеевна… Ох! И так уж убили… Барин велел…
— Какой еще барин, немец что ли?
— Так он… о-о-ох! — теперь барышнин муж…
— Ка-а-ак?!
— Ох, да. Помилосердствуйте… о-о-й! Барышня запершись сидят, без еды, никого не пускают, а дверь не сломаешь, пытались уж… В сей светелке прадед барышнин, зело ревнючий, супругу свою взаперти держал!
— Понятно теперь, в кого характером Наденькин отец, — усмехнулась Наталья.
— Не убивайте! Я ж неволей. Немец спятил совсем, силой заставил меня на чердак лезть, а потом — по веревке… Безумный он вовсе!
— Много болтаешь для своего положения, — поморщилась Наталья. — Помолчи!
У нее было доброе сердце, и хоть Карп вызывал в ней гадливое чувство, девушке было жаль, что она стала причиной его болезненных страданий. Однако позаботиться о нем она решила после. Оглянулась. Елисей тащил откуда-то лестницу. Наталья все поняла и крикнула вверх Наде, прилипшей к окну, чтобы она не пугалась и позволила им подняться.
— Я первая, — сказала Наталья…
Меж тем в коридоре, ведущем от двери черного хода к барской половине, шел бой не на жизнь, а на смерть — между Павлом Дмитриевичем и Иоганном Фалькенбергом. Павел, много лет не державший в руках оружия, быстро понял, что не такое-то уж простое это дело — биться с сумасшедшим. А о том, что Иоганн сошел с ума, рассказала ему сегодня Надина горничная, Дашенька, с которой он встретился, явившись в Прокудино на разведку под видом монаха, пришедшего просить милостыню на монастырь отца Ионы.
Кое-что узнал еще по дороге, новости такие — не утаишь. От ворот прокудинских Павла прогнали, но Дашенька сама вышла к нему, вложила в руку рубль, и горячим шепотом стала расспрашивать о монастырском житье-бытье, об отце-игумене Ионе. И так как Павел отвечал ей и складно, и любезно, совсем растаяла, принялась слезно просить «горячо о барышне помолиться», так как в беде барышня.
— Немец в доме засел, не выгонишь, с барышней приехал, да с письмом от нашего барина. А тут поп был не наш… И теперь говорит энтот немец бесстыжий, что с Надеждой Кирилловной их поп тот чужой обвенчал, и теперь он в доме хозяин… а барина нет, а барышня заперлась в светлице, — даже меня не пускает! — а немец в дверь дубасит, и не по-нашему орет громогласно. Да он помешанный! Вот вам крест! — горничная истово перекрестилась. — Ох, батюшки вы наши, да что ж делается-то на свете християнском?! Мы уж хотели силу какую, чтоб безумного немца вон… А Карп-то наш управляющий — не дает… Ведь он же с басурманами заодно!! Ох, и что ж теперь с Надеждой-то Кирилловной будет?!
— А вот что будет, — отвечал тогда Павел Дмитриевич. — Сегодня в полночь приеду я с кем-либо из братии монастырской, увезем вашу барышню из гнезда осиного… Дверь с черного хода отвори. И жди!
Плана у него пока не было — главное, проникнуть в дом. До полуночи оставалось время. Павел кинулся в монастырь. Поговорил с игуменом, вышел от него уже с немалой суммой, из вклада, ею же, Наденькой Прокудиной, накануне в монастырь пожертвованного, и сопровождал его Елисей — вчерашний солдат. Павел решил, что с Фалькенбергом и один справится, но такая подмога не помешает, мало ли что… На деньги достали они хороших лошадей, Павел переоделся в светское платье. Проезжая через Савельев лесок, заехали на мгновенье проведать Наталью…